Орлица Кавказа (Книга 1)

- Что ты так расхваливаешь свое "зелье"? Крепость какая?

- Этого я не могу сказать с точностью. Но спичку поднесешь - горит синим огнем.

Офицер усмехнулся.

- Так уж и горит? - полюбопытствовал он.

- Христом богом клянусь,- перекрестился Карапет.

- Пробовал я вашу тутовку.

- Такую - никогда.

- Ну, будет врать.

- Честное слово! Попробуйте - увидите.

Офицер приостановился, покосился на низкорослого Карапета.

- Напоить, значит, хочешь?

- Угостить, ваше благородие.

- Настырный ты, однако...

- Мы гостей любим... Вы же тут без семьи... Дом далеко, жена далеко...

- Нет у меня никакой жены.

- Как?

- Так. Холостяк.

- Тем более. А как же, извините, ваше благородие... без семьи? Трудно же...

Офицер вздохнул, не сводя взгляда с Карапета, застывшего с просительным лицом перед ним. При упоминании о семье ему вспомнилась белотелая дама, с которой у него был роман.

- И барышни у вас нет? - простодушно удивился Карапет.

- Есть. Далеко.

- Пусть приезжает...

"В эту дыру?" - усмехнулся про себя офицер и не ответил.

- Пусть, говорю, приезжает. Здесь хорошо. Природа, воздух.

- На кой черт! - с досадой проговорил господин Быстроходов. - Вот кончу дела и уеду в Петербург.

- А если останетесь в Зангезуре?

- То есть?

- Ну, уездным начальником, например.

- С чего ты взял?

- Слухи ходят. Все говорят, что вы "царский" человек.

- Как это "царский"? - насторожился офицер.

- Вас царь, наверное, жалует...

- Жалует или нет - служу.

- И я служу!-подхватил тюремный надзиратель.-Да святится имя его! Как христианин говорю.

- Ну и служи...

- Я молюсь на нашего царя! - Карапет в порыве "верноподданнических" чувств приложил руку к сердцу. - Как ваша душа,

- он коснулся офицерских аксельбантов, - так моя душа! Одинаковая, христианская... Поэтому, говорю, не откажите в любезности зайти, а?

- Ну, шут с тобой! - согласился тот.

Карапет чуть не подпрыгнул от радости, довольный тем, что удалось-таки уломать офицера. И как ему раньше не пришло в голову!

Вечером они уже сидели за столом в скромном жилище на окраине Гёруса, выпили чарку-другую, закусывая жареным цыпленком, домашними соленьями.

Затем, улучив момент, Карапет стал наливать себе в чарку из кувшина чистую воду и пить вместо водки, кряхтя и морщась всякий раз, смачно обгладывая цыплячьи ножки и отирая тыльной стороной ладони свои лоснящиеся усы.

Тутовка возымела действие.

Господин капитан расстегнул ворот мундира, завалился на бок и осовело уставился на бутылку. Затем вылил в медную миску остаток тутовки и поджег спичкой: взметнулось голубое пламя.

- Пусть гор-рит... - пробормотал он заплетающимся языком.

- Пусть сгор-рит... к чертовой бабушке... - Дальше, после бессвязного бормотания, опьяневший в дым офицер завалился на лавку и захрапел.

Карапет, подождав немного, выскользнул за дверь и помчался в каземат...

Вскоре он уже направлялся оттуда в кузницу своего двоюродного брата Томаса, чтобы передать новое поручение Хаджар.

...Их офицерское благородие еще храпело, завалившись на лавку, а Карапету пришлось приложить немало усилий, чтобы

разбудить своего наклюкавшегося гостя. Обрызгав водой лицо "жертвы" своей крепкой тутовки и потормошив как следует, хлебосольный хозяин уже в сумерках, подпирая плечом, проводил гостя восвояси на квартиру возле каземата, нашарил в кармане его благородия ключ, отпер дверь и уложил на койку, кое-как стащив с него сапоги...

Глава восемьдесят девятая

Главноуправляющий пребывал в дурном, подавленном настроении.

С одной стороны, его изрядно расстроили раздраженные высочайшие нарекания из Петербурга.

С другой стороны, ему пришло в голову неприятное предположение о возможном поползновении гачагов или местных тифлисских сообщников Дато к спасению попавшего за решетку бывшего, агента.

Проморгать снова Дато, дать гачагам сунуться и сюда, в Тифлис,

- это означало бы полный крах репутации "Сардара", как называли высших царских начальников местные жители. Позорный крах, после которого, быть может, и добровольная отставка не спасет, и останется только - пулю в лоб...

"Зря с этим агентом мы церемонились, - думал тифлисский начальник, - надо было бы прикончить сразу, скинуть в пропасть

- и дело с концом..."

Как бы то ни было, "дело" не терпело отлагательства. "Ведь как Хаджар-узница стала символом, поощряющим возмущение "толпы", так и сей "сыщик" может дать предлог к нежелательному опасному ропоту. И малой искры довольно, чтобы разгорелся пожар".

Но сперва - допросить...

Высочайший гнев представал подобием лавины, обвала в горах, и наместник, словно выкарабкавшись из-под обломков и развалин, только-только начинал приходить в себя.