Думала обо всем этом Хаджар, и все в ней напрягалось, напруживалось до предела.
И вновь проносились перед ней видения прошлого, и вновь она переживала тревогу походов, переправ через Араке, спадала пелена усталости с глаз, и со всей остротой представало ей поле брани. Память спешила на выручку, и вместе с собой увлекала и видение Наби. Все казалось происходящим здесь и сейчас.
- Хаджар, садись-ка ко мне на Бозата да держись покрепче за меня!
- Чем же плох мой гнедой?
- Аракс взыграл - унесет.
- А тебя - нет?
- Меня - нет!- задорно отзывается Наби,- И тебя я Араксу не отдам!
- За меня будь спокоен.
- Араке взбесился, напирает. Как бы не пожалела,- по-мужски заботился Наби.- Неровен час, коряга подцепит, коня сшибет, тебя с седла скинет...
- Этому не бывать!
- Палить начнут - и вдогон, и навстречу... Не углядишь...
- Угляжу!
- Тебя не уговоришь... Отчаянная ты моя...
И только тогда, после решительного ее отказа от помощи, уверившийся в сноровке и самообладании подруги, Наби подъезжает на своем Бозате к взбаламученной, взъярившейся реке, оглашающей грозным рокотом оба берега - и Карадаг, и Карабах, рокотом, отдающим эхом, подъезжает к реке, рвущейся вперед, и долгим взором провожает пенные, бурлящие воды...
Вот отряд уже зашел в прибрежные заросли - у кромки камыш, дальше жилистые кусты тамариска. Зорко и осторожно всматривается Наби в приречные просторы, по ту сторону - там - Карабах, там Зангезур... Все начеку... Неровен час, хватятся враги, на пути встанут - не дрогнут гачаги, примут бой. Что бы то ни было- а через Араке переберутся! А там - в горы, в Зангезур, на эйлаги, к становьям селян, перекочевавших на летние пастбища. Там - свои, родня, знакомые, встретятся, кинутся друг к другу, переобнимутся, перецелуются от всей истосковавшейся души! Но и там народ пестрый и всякий, нет-нет, а и обнимаясь, и здороваясь, стрельнет гачаг зорким глазом по сторонам, ощупывая каждого встречного - поперечного.
У Гачаг Хаджар, все так же сидевшей с поджатыми ногами на драной рогоже, уже и глаза смежались от усталости, а крылатые грезы ее витали где-то далеко, уносили в горы, блуждали по местам былых схваток и битв, и никак не оторваться было от этих заветных и памятных видений. И воскрешая в памяти боевые походы, и ярость сражений, она черпала в них невиданную отвагу, неизбывную силу.
И снова видение взыгравшего Аракса, и отряд в прибрежных камышах, ждущий наступления темноты... И тогда, в сгустившемся мраке, предстояло перебраться вброд, да так, чтобы не всполошить пограничную стражу, не ввязаться в перестрелку, как бывало, не напороться в ночи на невидимо несущуюся корягу или вырванное дерево, оступился, упал,- подхватит река и понесет вниз по течению, и канешь в непроглядную тьму!
Глава тридцатая
Какая ни мука, а все - наука. В беду попал, духом не пал, крепче стал. В походах, боях закалялась дружина Наби и Хаджар. В схватках мужали - с грозным Араксом, бурным потоком, хищным врагом. И та закалка Хаджар - узнице впрок пошла. Хоть и неволя, да выручит воля.
Кто бы ни был, мужчина или женщина,- в беде руки опустишь - пиши пропало, не дрогнешь - выдюжишь, вырвешься. Смиришься - уступишь, победу упустишь, арена твоя - победа твоя, за пядью пядь - тебе наступать, тебе на арене хозяином стать! Крепко усвоила Хаджар в походах, в крутых передрягах эту науку, и на лучшее всегда надеялась, и верила в себя.
И этой верой жила в неволе, не падала духом в каменном капкане, крепилась изо всех сил, рвалась ввысь, помня о чести своей, и память боевую листала.
...Гривастая багровая река, красновато-кровавая пена.
Уже сгустились сумерки, и Наби подает знак рукой. Ворочаются, скачут на гривастых гребнях павшие деревья, с диким ревом несется бурный, смутно сереющий во мраке поток, хищно грабастая и когтя берега, и Наби направляет Бозата в прорву... Следом и она, Хаджар на своем гнедом, и остальные удальцы, три десятка или более. И вот уже лошади, прядая ушами, отфыркиваясь, вскинув морды, плывут бок-о-бок. Первыми на левый, северный берег выбрались они, Наби и Хаджар. Еще с них стекала вода, еще не успели оправиться и оглядеться, как в ночи, перекрывая гул реки, громыхнуло. Царские солдаты подняли пальбу. Наби выстрелил на скаку в темноту, туда, откуда донеслась пальба, еще и еще... Хаджар рядом, не отстает. Топот копыт - свои. Гачагские пули против царского свинца... Отряд, отстреливаясь, уходил. Не рассеивались кто куда, а держались за вожаком своим. На стороне стражников вдруг все стихло. Наби на всем скаку осадил коня, пропустил вперед гачагов, и снова разрядил айналы навскидку назад... Пальба вдогонку прервалась. Отъехали далеко, поехали рысцой. Наби и Хаджар - рядом.
- Ну что, дочь Ханали?
- Что, сын Ало?
- Все ли целы-невредимы? Не ранило ли, не убило ли кого? - Пронесло... Пересчитала, все целы.