- От них всего можно ожидать! - задыхался Наби. - В камере-одиночке, стены, охрана, шито-крыто...
- Никакой гад не посмеет тронуть Хаджар!
- А зачем же тогда - бунт?
- Говорят, один новоприбывший сукин сын в погонах, что-то сказал ей.
- Что именно?
- Да ты не кипятись... язык без костей... вот и сорвалось словечко...
- Какое словечко? Говори! - Наби душил гнев, грудь вздыбилась, рука, стиснувшая винтовку, дрожит.
- Не даром говорят же мечом ранят - заживет, а словом - нет.
- Вот из-за той самой раны и взбунтовался каземат. Цепи разорвали, загремели, лупят по стенам, по решеткам.
- Что ж получается, - горячо проговорил Наби. - Они там по рукам, по ногам связанные взбунтовались, а мы, вооруженные гачаги, ни черта не можем сделать. Выходит, узники во сто крат смелей нашего брата?
- Так-то оно так... - осторожно подтвердил Аллахверди, желая понемногу охладить гнев уязвленного друга. Потому, разматывая нить разговора, перекинул внимание на утешительные и ободряющие сообщения. - Через кузнеца Томаса узнал я: они там, в тюрьме, все как один возроптали. Даже, знаешь, песни запели.
- Какие еще песни?
- О вас - о тебе и Хаджар! - гордо приосанился Аллахверди. - Те, что из уст в уста переходят! Говорят, даже кое-кто из солдат подхватил, подпевал.
- Ты мне зубы не заговаривай, - перебил Наби, готовый сейчас же рвануться в бой. - Какое слово тот гад сказал?
- Ну, сказал... неважно, какое...
- Важно!
- "Кара пишик" - вот что сказал. Не горячись...
- Ждать нельзя! Надо напасть на каземат!
- Людей погубишь, Наби!
- Лучше погибнуть, чем жить в бесчестии!
- Не ты ли твердил: "Сумей - убей, а сам уцелей, живой -- снова в бой"?
- Грош цена жизни такой.
- С умом надо действовать, Наби, с толком.
- Ладно! Соберем гачагов, совет будем держать. Десять - на дозор остальные ко мне.
- Вот это дело! - одобрил Аллахверди. - Ум хорошо, а два лучше.
- Тут поболее выйдет.
- Ну, пусть, - улыбнулся Аллахверди. - Я хочу, чтоб Хаджар вырвалась из неволи и всех вас живыми-невредимыми застала.
- Слышал, сказано, в бою малому - малый урок, большому - большой, - уже успокаиваясь, совладав с собой, проговорил вожак.- Пусть из пушек палят,- мы и под картечью пробьемся и дело сделаем.
- Пока давай дело исподволь делать! - веско сказал Аллахверди, призывая друга к терпению. - Падишаху русскому немудрено - одного солдата подстрелят другого выставит, сотню перебьют - новую пришлет, а вот наш Гачаг Наби кем себя заменит?.;.
- Хаджар и заменит.
- Я знаю: она дюжины джигитов стоит. Но, по совести говоря, не приведи аллах, чтоб и "львица" без друга-супруга осталась. - Аллахверди, кое-как урезонивший своего друга, добавил:
- Не зря говорят: "Терпенье - Друг, оружие героя, коль выбито из рук оружие другого".
Гачаг Наби проворчал, сжимая винтовку:
- Кровь-то у тебя здесь, в Салварты, поостыла - на холодке, все Поговорками сыплешь, все слова да слова... - Гачаг Наби подозвал стоявшего поодаль брата Мехти, который, похоже, тоже рвался в бой, особенно после тех новостей, которые услышал.
Глава тридцать восьмая
Мысли главноуправляющего, помимо забот о ликивидации гачагского отряда, занимали и доходившие до него слухи и сведения о сочувствии и поддержке отряду в низах, о песнях в честь гачагов, о странной и недопустимой солидарности среди мусульманского и христианского населения, которая оборачивалась против интересов империи.
Как ни раздражался главноуправляющий, когда, к примеру, распекал губернаторов, но и в критические моменты он умел взять себя в руки, собраться с мыслями и действовать хладнокровно. И он решился написать письмо царю, как об этом говорят в народе...
Перед ним лежал проект донесения Его императорскому величеству, составленный полковником Игнатьевым. Обмакнув перо в чернила, он стал вносить поправки, подчеркивая сложность положения и особо выделив опасность, которой чревато движение Гачага Наби для умонастроений местного кавказского населения, склонного, по его мнению, к непослушанию и воинственности. И потому, дескать, надо держать Кавказ в ежовых рукавицах, под неусыпным вниманием и давлением, дабы строптивость и своеволие не стали дурным примером для остальных...
Кавказские "туземцы", как выражался главноуправляющий, привержены к дикой, необузданной жизни в горах, промышляют охотой, набегами, разбоем, они все еще не могут проникнуться должной приязнью к государственным установлениям, законоположениям и цивилизованной организации. Им бы мчаться в седле, действовать, как заблагорассудится! Это их врожденная страсть, это их стихия. Очевидно, влиянию этой стихии подвержены не только лица мужского пола, но даже и женщины, о чем свидетельствует пример вышеупомянутой Хаджар Ханали кызы.