Глава шестьдесят седьмая
Дато огляделся. Кое-где, сквозь слабый свет, просачивавшийся в подслеповатое окошко, смутно виднелись старые кувшины, а на полках вразброс лежали тюбики с красками, кисти, холсты, листы с эскизами, и он разглядел на некоторых из них - голову коня, скалистые кручи, снова летящий конь, фигуру наездника в бурке... нет, это наездница с выбившейся из-под мохнатой папахи длинной прядью волос, подхваченных ветром... Хаджар! "Орлица Кавказа!"
...Может, лучше было бы ему и не пускаться на поиски. Он рвался найти "смутьянов" - и вот, нашел, предостерег, выручил, а не рад.
Может, лучше было помотаться по городу день-другой, для виду, вернуться и доложить: нету, мол, никого не обнаружил: казните, убивайте, только их нет...
Пусть бы наказали, посадили, сослали, прикончили... Да уж верно, на расправу они скорые, их превосходительство рвет и мечет. Оплошал, попался под горячую руку - крышка...
И тогда не видать бы Дато этих хороших людей, тогда бы прямая дорога - за решетку или, в лучшем случае, взашей...
Но теперь, когда нашел, увидел своими глазами - не перевелись на свете настоящие люди,- и помереть, ей-богу, не жалко. Не мог он отложить розыски на потом, не мог,- ведь кто-то другой напал бы на их след, и тогда быть беде...
Теперь назад пути нет. Это была судьба.
Этот странный то ли погреб, то ли землянка? - его тайный храм, мог обернуться крепостью, полем брани, последним приютом.
Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Он выпил вина из кувшина, думая о смелой Тамаре, о Гоги, об "Орлице Кавказа".
Пробил твой час, говорил он себе. Кругом враги - твои вчерашние сослуживцы, недавние соглядатаи - затаились где-то рядом. И через другой ход не уйти - поставили, наверное, человека.
Он не сожалел ни о чем. Теперь он - человек, знающий, чего хочет, он воин, он - борец! Это - начало его честного пути. Начало... и может статься, конец... Но все равно, пусть один,-он с теми, кто сражается за свободу Кавказа.
Он выбрался из трясины, он окунулся в очистительную купель, прозрачную, как горные родники.
Дато видел себя в ряду тех, которым поклонялся. В упоительном предчувствии боя он казался самому себе непобедимым, он ощущал себя сказочным витязем, который "и в огне не горит, и в воде не тонет".
Нет, еще не отлита пуля для меня! - думал он.- Стреляйте, хоть из пушек.Дато не испугается!.. Сила в моих руках неодолима. Горы свернет Дато, реки вспять повернет...
Нет, Дато не боялся, не страшился.
Он волшебным образом переменился, становился сильнее и выше, казалось, головой до облаков доставал, как седой Казбек.
Увидеть бы ему сейчас зангезурского абрека - Гачага Наби! И тогда он сказал бы своему собрату по духу, что ни у каких царей и владык на свете нет жены, равной Хаджар... Они и в подметки ей не годятся... Кабы у меня не путались в ногах дети,- что ни год, пополнение,- я бы и сам махнул к вам, в горы. На славу повоевали бы, плечом к плечу, показали бы их превосходительствам, где раки зимуют. В бой пошли бы с песней на устах! Но где ты теперь, Наби! Узнай ты обо мне - выручил, поспешил бы, на крыльях прилетел бы, сюда, на куринские берега. И задал бы жару этим душегубам, что сейчас с пистолетами наготове затаились, всыпал бы им по первое число, матерей бы их заставил кровавыми слезами плакать!
Пусть войско двинет главноуправляющий, пусть пушки бьют - ты бы и тогда не дрогнул, не оставил бы меня в беде. Бросишь клич- горы сотрясая, как удалой Кёроглу, людей поднимешь на борьбу и ополчишь - и двинутся они на помощь! И никто из моих друзей-земляков не пожалеет горячей грузинской крови своей! И потечет вражья кровь, и Кура обагрится ею, и понесет кровавые капли в себе! У человека должно быть доброе имя, Наби! И имени доброму - песня своя, что перейдет из уст в уста. И зазвенят в лад твой саз и мой чонгури...
Пусть наши песни сольются в одну, соединятся в борьбе против мучителей, томящих и морящих нас в тюрьмах, в темных казематах,- и Кавказ восстанет.
И проклятье тому, кто позарится на господскую подачку, на хлеб, добытый ценой чести! Проклятье тому, кто поверит их величествам и их высочествам, сиятельным и светлейшим милостям!
"Хвала тебе и жене твоей, брат мой! - улыбался своим мыслям Дато.- Такой женой гордиться можно! Где еще найти равную по отваге и красоте! А есть пусть назовут... Ты не видел меня, и я не встретился с тобой, но я вижу тебя сердцем своим. И не может быть, чтобы ты не догадывался, что есть на свете Дато. Не может же быть, чтобы наш Гоги и Тамара не нашли бы путь к тебе, чтобы ваши дороги не сошлись.