Орлы и звёзды

По мере того как он вглядывался в затёртые цифры лицо его бледнело. Наконец он поднял глаза и оглядел нас почти безумным взглядом.

ГЛЕБ

Молодец Макарыч! Коль пошла такая пьянка – лупи правдой. Наша правда она почище любой кувалды будет: так вдарит, что либо совсем мозги вышибет, либо повёрнутые на место вставит. Этому, похоже, вставила. Сидит, слушает рассказ Михаила о том кто мы и откуда и потихоньку розовеет. Отходит, значит. Вот и ладно. А то я уж хотел Ольгу за валерьянкой посылать. Мы в разговор не встреваем. Макарыч, он «базар» хорошо фильтрует и лишнего не скажет. Вот только закончил не совсем понятно.

— А теперь, Глеб Иванович, решайте, как вам дальше со всем этим жить.

Почему Глеб, а не Максим? Может, оговорился? Смотрю на Михаила слегка недоумённо, и Ольга так же смотрит. А уж гость наш так и вовсе рот от изумления приоткрыл. Один Ёрш ни на кого не смотрит, похоже в себе что-то ищет. Потом как хлопнет ладонью по лбу. — Ну конечно! — Сообразил, значит, что-то. Тут Макарыч и говорит:

— Для тех, кто не понял, позвольте представить: Бокий Глеб Иванович! — и слегка театральным жестом указывает на нашего гостя.

Так вот оно что… Вот он значит какой – Бокий. Ольга, похоже, так ничего и не поняла, но тоже приглядывается. Теперь мы все четверо, хоть и каждый по своему, пялимся на гостя. Тот от такого внимания засмущался немного и вопросительно смотрит на Михаила.

— Понимаете, Глеб Иванович, в нашем времени вы были довольно значительной фигурой.

«Пока тебя свои же не расстреляли», — добавил я про себя. Тот понятно мои мысли не прочёл, потому выглядит весьма довольным. Дальше, слово за слово, Бокий и не заметил, как Макарыч его завербовал. Как это, однако, здорово! Царский сатрап, то бишь Львов, у нас уже есть. Теперь мы к нему большевистского контрразведчика приплюсуем. Интересно, как Макарыч – он же всегда утверждал, что не было у большевиков до Октября контрразведки – теперь запоёт?

А Бокий уже совсем освоился. Говорит, как будто век с нами дружит:

— В комитет я доложу, что с Абрамовым всё в порядке и можно его привлекать под начало Ежова. А как нам поступить с Никольским?

— Вы думаете, что он может представлять для нас опасность? — насторожился Михаил.

— Помимо, что сволочь, так он ещё и знает чего не положено, — заявил Бокий. — Вот и думайте, опасен он или нет? Кстати, существует подозрение, что он может быть провокатором.

ОЛЬГА

Проводив Бокия, я вернулась в комнату. Лица мужиков были сосредоточены, но сидели они молча. Видимо, ждали моего возвращения. На этот раз я не стала подпирать спиной косяк, а села за стол. Михаил вопросительно посмотрел на Ерша.

— Похоже, у нас нарисовалась проблема?

Тот неохотно кивнул.

— Боюсь что Бокий прав: этот гад представляет для нас угрозу.

— Будем убирать? — предложил Глеб.

— Экий ты быстрый! — насупился Михаил. — Убирать – не побеседовать, а он, между прочим, состоит в той же партии что и ты.

— Я пока что, вне всяких партий, — напомнил Глеб.

— Но числишься ты за большевиками, пусть и в сочувствующих.

— Вот из сочувствия к партии, которую эта сволочь позорит, я его и уберу, — усмехнулся Глеб. — Ты ведь с Войновским не церемонился.

— Ты не путай хрен с пальцем! Извини, Оля. — Похоже, Михаил разозлился не на шутку. — У меня просто не было выбора.

— А у нас он разве есть? — вступил в разговор Ёрш. — Ну посуди сам, — начал убеждать он насупившегося Мишку. — Оставлять за спиной врага, который уже начал тебе пакостить, как минимум, не разумно. Тем более провокатора.

— То, что он провокатор – это надо ещё доказать, — уцепился за последний аргумент Михаил. — Дадим поручение Львову, пусть осветит этот момент.

— А как не осветит? — спросил Глеб. — Всё-таки не его подразделение. Что тогда? Дадим этой гниде поучаствовать в революции? А ведь он может и возвыситься. Шторм, он всякую муть наверх поднимает. Глядишь и станет наш Савва комиссаром, а то и чекистом. Он-то церемонится не станет. Выпустит кишки и нам, и Бокию, и сотням, а то и тысячам, правых и виноватых – без разбора!

Михаил поочерёдно обвёл взглядом Глеба и Николая.

— Вы, я вижу, решение уже приняли. Ну а ты что скажешь? — обратился он ко мне.

— А у меня, Мишенька, своя правда – бабская. Есть три дорогих мне человека и любой, кто представляет для них угрозу: белый, красный, зелёный или лиловый в крапинку – есть враг, которого надо нейтрализовать, хоть вот этими ручками. — Я протянула в Мишкину сторону обе свои красивые руки.

На Мишку было больно смотреть, и Глеб поспешил прийти ему на помощь.

— Ты, Макарыч, не принимай всё на свой счёт. Мы четверо составляем в этом мире одно целое. Если часть против, то и целое не может быть «за». Считай, что в этом вопросе у тебя есть право вето.

Мишка слушал Глеба, не поднимая глаз от стола. После того, как прозвучала последняя фраза, в комнате установилась тишина. Мы трое, не отрывая глаз, следили за внутренней борьбой, ход которой отражался на Мишкином лице. Наконец он, так и не подняв глаз, произнёс:

— Будем считать, что я воздержался. Поступайте, как решили!