Оруэлл. 1945. Руины. Военные репортажи

Если постараться вникнуть в эту проблему, то в голову невольно приходит вопрос: «Почему же умерщвлять мирных жителей нельзя, а солдат можно?» Вне всякого сомнения, нельзя убивать детей, если только можно каким-либо образом соблюсти это правило, однако после ознакомления с пропагандистскими брошюрами [Комитета по ограничению бомбардировок] складывается впечатление, что каждая бомба непременно падает на школу или детский дом. На самом деле в результате бомбардировок гибнут представители разных слоев населения. И эти результаты вряд ли свидетельствуют о репрезентативной выборке бомбардировок, поскольку дети и будущие матери обычно эвакуируются первыми, а многие молодые люди находятся на фронте. Скорее всего, непропорционально большое число жертв от бомбардировок должно приходиться на людей среднего возраста. (На сегодняшний день от немецких бомб в Великобритании погибло от шести до семи тысяч детей. Я полагаю, это меньше, чем число погибших в дорожно-транспортных происшествиях за тот же период.) С другой стороны, в результате «общепринятой» войны (или «войны по правилам») гибнут наиболее здоровые и храбрые молодые парни. Каждый раз, когда немецкая подводная лодка идет ко дну, около пятидесяти физически и психически здоровых молодых людей прекрасного телосложения задыхаются в мучениях. И все же те, кто бурно возмущается при одной только фразе «бомбардировки гражданского населения», будут с нескрываемым удовлетворением скандировать: «Мы выигрываем битву за Атлантику!» Одним небесам известно, сколько людей уже погибло и еще будет убито в результате нашего блицкрига в Германии и оккупированных немцами странах, но можете быть уверены, что это совершенно несравнимо с масштабом потерь на Восточном фронте в России.

На данном этапе истории войн избежать невозможно, а раз так, то, как мне представляется, нет ничего катастрофичного в том, что в ходе вооруженных конфликтов будет погибать кто-то, кроме молодых парней.

На данном этапе истории войн избежать невозможно, а раз так, то, как мне представляется, нет ничего катастрофичного в том, что в ходе вооруженных конфликтов будет погибать кто-то, кроме молодых парней. В 1937 году я писал: «Иногда меня утешает мысль о том, что применение авиации на войне изменило условия ее ведения. Теперь, когда начнется следующий большой конфликт, мы станем свидетелями беспрецедентного зрелища, и ура-патриоты наконец-то уймутся». Пока нам еще не довелось удостовериться в этом (возможно, причина заключается в необходимости уточнения формулировок), но, во всяком случае, в ходе этой войны бремя испытаний распределилось между различными слоями населения более равномерно, чем во время предыдущей. Принцип неприкосновенности гражданского населения – один из тех факторов, которые сделали войну допустимой, – был подвергнут сомнению. В отличие от мисс Бриттен, я не жалею об этом. Я не согласен с тем, что война «очеловечивается», когда она ограничивается убийством молодежи, и становится «варварской», когда погибают старики и дети.

Что касается международных соглашений по введению тех или иных «ограничений» для войны, то они никогда не соблюдались, если их нарушение было выгодно той или иной стороне. Ранее страны уже договорились не применять на войне смертоносные газы – однако все равно использовали их. На этот раз воюющие стороны воздержались от отравляющих газов просто потому, что те недостаточно эффективны в ходе боевых действий, для которых характерна высокая мобильность войск, а их применение против гражданского населения наверняка спровоцировало бы ответные меры. Против противника, который не мог нанести ответного удара – например, против абиссинцев, – они использовались без каких-либо колебаний.

Следует признать, что война по самой своей природе является варварским явлением. И если только мы признаем себя дикарями и варварами (каковыми мы и являемся), то вполне можно будет решать (или же, по крайней мере, продумывать) некоторые связанные с ней вопросы.

Образец корреспонденции издания Tribune: