Вот почему (хотя я не стал бы спасать таких отвратительных существ, как Пюшё, даже если бы у меня была такая возможность) я не испытываю радости, когда узнаю о судебных процессах над «военными преступниками» (особенно над мелкими персонами) и когда свидетелям разрешается произносить на этих процессах подстрекательские политические речи. Еще меньше радости я испытываю от того, что левые ассоциируют себя с планами раздела Германии, миллионы немцев сгоняются в бригады для принудительного труда и принимаются решения о репарациях, по сравнению с которыми версальские репарации выглядят платой за проезд в общественном транспорте. Все эти мстительные фантазии, подобные тем, что обсасывались в 1914–1918 годах, просто-напросто затруднят проведение реалистичной послевоенной политики. Тот, кто
В брошюре Веры Бриттен[29]
«Семя хаоса» (Сейчас каждый здравомыслящий человек не может относиться к бомбардировкам (как и к любой другой военной операции) иначе как с отвращением. С другой стороны, ни одному добропорядочному человеку нет никакого дела до мнения потомков. Кроме того, есть что-то весьма неприличное в том, чтобы воспринимать войну как инструмент достижения тех или иных целей и в то же время стремиться избежать ответственности за чрезмерно жесткие методы ее ведения. Пацифизм можно считать вполне обоснованной жизненной позицией при условии, что вы в полной мере осознаете все последствия. Однако любые разговоры об «ограничении» или «гуманизации» войны – это чистой воды вздор, который можно нести, понимая, что обычный человек никогда не утруждает себя тем, чтобы вдуматься в смысл пропагандистских лозунгов.
В нашем случае пропагандистскими лозунгами являются выражения «убийство гражданских лиц», «массовое убийство женщин и детей», «уничтожение нашего культурного наследия». По умолчанию предполагается, что все выше перечисленные бедствия гораздо чаще становятся результатом воздушных бомбардировок, чем наземных военных действий.