Оруэлл: Новая жизнь

К этому времени наступила осень, и в воздухе витали перемены. Письма Оруэлла этого времени полны намеков на то, что жизнь, которой он живет, не может быть бесконечно долгой. После двухнедельной бесплодной работы над сериалом он возобновил работу над "Продолжайте полет аспидистры" ("Идет неплохо", - сообщил он Хеппенстоллу в начале октября, хотя Муру сообщили, что нетерпеливый Виктор Голланц "домогается" его). Эйлин отказалась выйти за него замуж, но намекнула, что в конце концов может передумать. Как всегда, остро стояли денежные проблемы. Заведение на Лоуфорд Роуд начало распадаться: "Я не видел Майкла уже некоторое время", - сообщает он Хеппенстоллу в том же письме; сам Хеппенстолл вскоре откажется от аренды, оставив Оруэлла единственным владельцем. Вернувшись из поездки в Саутволд в конце октября, он осознал, насколько ограниченными стали его финансовые ресурсы. "Мне очень тяжело, - сказал он Муру в начале ноября, - настолько, что скоро мне будет трудно платить за аренду и т.д.". В отсутствие денег от Gollancz единственным решением было продолжать и закончить свою книгу.

Если денежные заботы и разочарование в отношениях с Эйлин снимались эпизодическими прогулками - в их число входил поход в кино с Горером, чтобы посмотреть на Грету Гарбо в "Анне Карениной", - то здесь были признаки более глубокой и почти экзистенциальной тревоги. Письмо Хеппенстоллу быстро переходит от объяснения нынешнего нежелания Эйлин выйти за него замуж ("она сейчас не зарабатывает денег и не хочет быть обузой для меня") к подозрению, что "с другой стороны, к следующему году мы все можем взлететь до небес. Я был на днях в Гринвиче и, глядя на реку, подумал, какие чудеса могут сотворить несколько бомб среди судов". Почти наверняка это реакция на большую новость первой недели октября: вторжение Бенито Муссолини в Абиссинию. Всего две недели спустя нацистская Германия откажется от членства в Лиге Наций. Международная ситуация становилась все более нестабильной.

Как всегда, книги, которые рецензировал Оруэлл, служат надежным путеводителем по его интеллектуальным увлечениям. Его большим открытием осенью 1935 года стал "Тропик Рака", ультрареалистичный рассказ Генри Миллера о богемной жизни Парижа в период вскоре после того, как Оруэлл покинул его. Его заметка в New English Weekly открывается одной из его самых ярких эпиграмм ("Современный человек скорее похож на раздвоенную осу, которая продолжает сосать варенье и делает вид, что потеря брюшка не имеет значения"), а затем поспешно продолжает связывать поглощенность Миллера мелочами многочисленных сексуальных контактов его героев - действие романа частично происходит в борделе - с упадком религиозной веры. Одним из последствий этого стала "небрежная идеализация физической жизни": то, что человек потерял, утверждает Оруэлл, это его душа. Жестокое настаивание Миллера на фактах жизни, возможно, и качнуло маятник слишком далеко, но оно двигало его в правильном направлении. Как и рабочий мельницы в Рочдейле Джек Хилтон, чью автобиографию "Крики Калибана" Оруэлл рецензировал для "Адельфи" в начале года, трюк Миллера заключался в том, чтобы разобраться с миром, в котором он жил, изнутри. Обе книги, как вы чувствуете, оказали заметное влияние на то, как его собственное творчество будет развиваться в последующие годы.

О жизни Оруэлла в последние недели 1935 года сохранилось немного. Перед Рождеством он написал скорбное письмо Раймбо, в котором соболезновал ему по поводу смерти его дочери-подростка, которая ударилась головой о камень во время купания и упала без сознания в море, сообщал об очередной смене адреса и советовал отправлять будущую корреспонденцию в Саутволд ("мои родители всегда будут пересылать письма"). В магазине была обычная суета, а последовавший за ней праздничный сезон он провел в Саутволде, где он, Аврил и Бренда катались на лошадях по Уолберсвик-Коммон, а главной семейной новостью стало приобретение Аврил нового места для чайного магазина, недалеко от Монтегю-Хаус на Хай-стрит, 56, в помещении, которое ранее занимал мистер Грэнвилл, городской торговец антиквариатом. Наконец, вернувшись в Лондон и уединившись на Лоуфорд Роуд, спустя год с четвертью после того, как он впервые взялся за перо, он смог нанести последние штрихи на свой давно обещанный роман.