Оруэлл: Новая жизнь

Что Оруэлл имел против Стивена Спендера, на тот момент искреннего молодого человека двадцати восьми лет, которому Гарри Поллитт посоветовал отправиться в Испанию и погибнуть, поскольку "нам нужен Байрон в движении"? Несомненно, он рассматривал Спендера, с которым он еще не был знаком, как определяющий жанр пример модного молодого писателя, который отстаивает левые взгляды как способ продвижения своей карьеры, и, когда дело дошло до Испании, не имел ни малейшего представления о сложности ситуации, в которую он попал. Кроме того, - и это лежит в основе почти всех высказываний Оруэлла о литературной политике 1930-х годов - он подозревал кликушество. Оруэлл, несомненно, согласился бы с жалобой Ивлина Во на то, что писатели левого толка, такие как Оден и Спендер, "объединились", чтобы захватить десятилетие. Бисексуальность Спендера, его оксфордское образование, пристрастие к Блумсбери, манерное самосознание, которое он привнес в свой профессиональный ритм (когда Т. С. Элиот спросил его, что он хочет сделать со своей жизнью, он, как предполагается, ответил "быть поэтом") - все это заставило бы Оруэлла, который сидел в своем хертфордширском коттедже, размышляя над начальными главами "Homage to Catalonia", закипать от ярости.

Именно в таком неумолимом настроении он сел отвечать на записку Элеоноры Жакес из Сингапура. Письмо длиной в две с половиной плотно набранные страницы, по сути, является кратким изложением книги, над которой он недавно начал работать. Испания, сообщал он, была "сплошным кошмаром", и не столько из-за боевых действий ("которые мне очень понравились"), сколько из-за "ужасной политической ситуации, происходящей за кулисами", когда подлинные революционные настроения приносились в жертву на алтарь советской внешней политики:

...когда началась война, в районах, где фашисты потерпели поражение, произошла революция, сравнимая по масштабам с русской революцией, с захватом земли, фабрик и т.д. С тех пор настоящей целью правительства, хотя, конечно, оно одновременно продолжает войну против Франко, является разгром революционных партий и передача всей власти в руки более или менее реакционной клики.

Что касается его самого, Оруэлл подчеркивает, как "очень повезло" ему и Эйлин, что они смогли проскользнуть через границу, когда им это удалось: "Это было настоящее царствование террора - полчища вооруженных людей преследовали улицы днем и ночью, люди арестовывались буквально сотнями и бросались в тюрьмы без всякой претензии на суд, газеты подавлялись и т.д. и т.п.". Многие из его друзей все еще находились в тюрьме; Нин был расстрелян; они "ужасно боялись", что Копп последует за ними. 'Все это, конечно, чистый фашизм, хотя якобы фашизм - это то, против чего борется правительство'.

Оруэлл планировал провести остаток года в Уоллингтоне, работая над завершением "Homage to Catalonia". Он беспокоился, что план издания книги издательством Secker может сорваться ("Мне кажется, мой агент пытается всучить им большую цену, чем они могут себе позволить", - сообщал он Элеоноре), но Муру удалось согласовать условия и аванс в 150 фунтов стерлингов к концу августа, а подписанное соглашение было возвращено через несколько дней. Одновременно с этим небольшое хозяйство уже начало обретать форму: в письме к Элеоноре говорится о том, что сад "частично приведен в порядок", упоминается об аренде "небольшого поля, где мы разбили огород и держим кур", отмечается, что вторая из двух коз дает кварту молока в день, надеется в скором времени приобрести пасеку и опасается, что "мы могли бы даже завести свиней и корову, если бы смогли получить больше земли". Когда Оруэлл покидал "Магазины", он в основном принимал участие в событиях, которые были как-то связаны с войной: конференция ИЛП в Летчворте в первую неделю августа, где он, Мойл, Брантвейт и Донован рассказали о своих впечатлениях (он неохотно поднялся на трибуну, вспоминали присутствующие, отказался от лебезения и остался на один день); собрание, созванное в Бристоле в знак протеста против исключения Стаффорда Коттмана из местного отделения Лиги молодых коммунистов.