Оруэлл: Новая жизнь

С самого начала - он приступил к своим новым обязанностям в начале последней недели ноября - Оруэлл чувствовал себя в Tribune как дома. Атмосфера была благоприятной; ему нравились сотрудники; было время писать, и даже был удобный автобус, номер 53, чтобы отвезти его домой в Килберн. Беван восхищался своим новым сотрудником, хотя и признавал, что в некоторых областях политики они никогда не сойдутся во взглядах. Одной из них была увлеченность редактора идеей сионистского государства: Файвел вспомнил редакционное собрание, на котором Беван произнес просионистскую речь, а Оруэлл, к всеобщему изумлению, заметил, что сионисты - это "всего лишь кучка евреев с Уордур-стрит, которые имеют контрольный пакет акций британской прессы". Заведующий литературными страницами за столом, заваленным книгами и рукописями, в кабинете, выходящем на задний двор, "запертый, без места для своих длинных ног", как выразился один из читателей, он был чрезмерно снисходительным комиссаром рецензий, чей энтузиазм по отношению к новым талантам иногда приводил к промахам в суждениях. Несколько друзей-литераторов, среди которых были Хеппенстолл, Герберт Рид и Стивен Спендер, были безуспешные попытки привлечь Элиота и Ф. Р. Ливиса в штат рецензентов, но упор на молодежь привел к жалобам на присутствие того, что Джордж Вудкок назвал "большим количеством мусора от молодых писателей, не подающих никаких надежд".

Проблема заключалась в добром сердце Оруэлла и, как вы понимаете, в воспоминаниях о его собственных попытках утвердиться в качестве писателя за дюжину лет до этого. Пол Поттс однажды видел, как он с чувством вины засовывал десятишиллинговую купюру в конверт с маркой, содержащий стихотворение, которое "даже он не мог заставить себя напечатать". Файвел, , сменивший его на этом посту, был поражен, обнаружив, что в столе литературного редактора есть ящик, полный рукописей, которые так и не были возвращены владельцам. Большинство из них были "невыразимо плохими", - признал Оруэлл. Файвел вспоминал, что он навсегда запомнил то время: "Выдвигал ящик здесь и там, обнаруживал, что в каждом случае он набит письмами и рукописями, с которыми следовало бы разобраться несколькими неделями раньше, и поспешно закрывал его снова". В офис потянулся поток звонивших, привлеченных слухами о мягком прикосновении. Но если нельзя забывать о неспособности Оруэлла как литературного редактора и его иногда эзотерическом выборе материала - первым заказом Питера Ванситтарта была книга о датском движении народного искусства, - то в равной степени можно сказать и о его благосклонности. Некоторые из молодых рецензентов, которых он ввел на книжные страницы Tribune - например, сам Ванситтарт или начинающий художественный критик Дэвид Сильвестр - были достойны поощрения. До прихода Оруэлла на работу рецензии писались безвозмездно, но новый литературный редактор позаботился о том, чтобы его сотрудники получали зарплату, хотя бы по гинее за колонку.

Прежде всего, Оруэлл проявлял личный интерес к своим молодым соавторам, угощая их выпивкой в пабах на Флит-стрит после работы, посылая им записки с выражением поддержки ("Конкурс TRIBUNE", - гласила заметка, обнаруженная среди бумаг Макларена-Росса, - "Оруэлл прислал обратно мою, сказав, что она почти получила приз") и позволяя им подменять его, если ему случалось отсутствовать. Все это - забота Оруэлла, его желание общаться, а также очевидные особенности его темперамента - произвело неизгладимое впечатление на целую вереницу писателей-подмастерьев, которые прошли через двери Tribune в период 1943-5 гг. Сидней Бейли, пацифист йоркширского происхождения, который в конце своей работы в газете рецензировал для него книги по азиатской политике, оставил показательную зарисовку о том, как "высокий и исхудалый" литературный редактор, с бледным лицом "и измученным выражением", выпытывает у своего молодого друга подробности о швейной фабрике в Лидсе, на которой он работал, и о своем опыте в Бирме в начале войны. Как и многих других наблюдателей, Бейли поразила разница между Оруэллом на бумаге и Оруэллом во плоти, которого он встретил за выпивкой в пабе Ковент-Гарден: "Он мог быть очень полемичным в письменном виде, но при личной встрече с людьми ему, как правило, нравились люди".