Оруэлл: Новая жизнь

Жизнь семьи Блэр в начале осени 1944 года окутана тайной. Не сохранилось никаких подробностей о двухнедельном отпуске, который Оруэлл взял в начале сентября, но он вполне мог включать в себя его первое посещение Внутреннего Гебридского острова Юра. К этому моменту он уже нашел жилье - пятикомнатную квартиру в Ислингтоне, - но на оформление документов потребовалось время, и только в начале октября Оруэлл стал сообщать своим знакомым постоянный адрес. 27B Canonbury Square находился далеко за пределами северо-западного Лондона, который Оруэлл и Эйлин занимали последние четыре года, но друзья, ожидавшие, что он будет захудалым - до джентрификации Ислингтона оставалось несколько десятилетий, - выразили свое одобрение. Вход в дом, возможно, был "очень убогим", и нужно было преодолеть три лестничных пролета, что было трудно для Эйлин, когда она несла Ричарда, "но как только вы поднимались наверх, это была очень хорошая квартира" с длинной гостиной и большим пространством для мебели. Эйлин не без иронии подтвердила, что "вид из окна очаровательный, и у нас есть плоская крыша размером три ярда на два, которая кажется полной возможностей".

У них также были знакомые соседи. После отъезда из Испании и проживания в доме О'Шонесси в Гринвиче Жорж Копп продолжал свою обычную неустойчивую карьеру. План вступления во французскую армию в начале войны был оставлен ради службы в Иностранном легионе. Другой план присоединиться к Свободным французам уступил место работе в правительстве Виши. Независимо от того, был ли он, как подозревает его биограф, двойным агентом, поставлявшим информацию обеим сторонам, он определенно работал на МИ-5, и в этом качестве его пришлось вывезти из Франции на самолете RAF Lysander в 1943 году. К началу следующего года он вернулся в Англию, женился на сводной сестре Гвен О'Шонесси Дорин, жил на Кэнонбери-сквер, 14А, и входил в круг друзей и знакомых, приветствовавших Оруэлла и Эйлин в их новом доме. Путешествовать с ребенком было "не шутка", - заметил Оруэлл о поездке на поезде обратно из Грейстоуна. С другой стороны, "нам везло на носильщиков и т.д., а он был очень добр на протяжении всего путешествия". Постоянный поток посетителей приходил осмотреть ребенка и восхититься реакцией новоиспеченного отца. "Завороженный нежностью", - сказал один из друзей. Лидия Джексон, которая наблюдала, как он благоговейно стоял на коленях на ковре, пока Эйлин давала Ричарду бутылочку, сравнила его с "пастухом на рождественской картине". Пауэллы вспоминали, как Оруэлл и Эйлин появились в их доме на Честер Гейт с Ричардом в люльке. Джордж - хорошая нянька, - объяснила Эйлин.

С контрактом на "Ферму животных", удобной новой квартирой и уходом Эйлин из Министерства продовольствия - она должна была оставить свою работу в конце октября - Оруэлл был готов погрузиться в тяжелую осеннюю работу. Были и обычные мелкие неприятности, в частности, очередная стычка с Айвором Брауном из-за резкой рецензии на книгу К. С. Льюиса "За гранью личности" ("Мне кажется, что весь ее тон дышит отвращением к христианству, что было бы оскорбительно для многих наших читателей", - сетовал Браун третьему лицу, привлеченному для вынесения решения по поводу достоинств произведения). В то же время большая часть журналистских работ Оруэлла конца 1944 года необычайно рефлексивна, он с некоторой горечью оглядывается на события последних трех лет и в то же время нервно предвкушает то, что должно произойти. В письме в Partisan Review признается ненадежность прогнозов, сделанных примерно во время написания "Льва и единорога": социальные изменения, которые он предсказывал, просто не произошли; он сильно недооценил силы реакции, как в политике, так и в литературном мире, который шел рядом с ней. Сдержанный, англо-католический Элиот из "Четырех квартетов", рецензию на которые он написал в Manchester Evening News в октябре, утратил "силу и веселье", которые отличали "Пруфрока" четверть века назад. Он был поэтом утомленного миром отчаяния, а не духовного поиска истины.