Читаем Оруэлл: Новая жизнь полностью

Мир, по которому Оруэлл бродил в конце 1930-х - начале 1940-х годов, состоял из нескольких различных отсеков. Хотя некоторые из них были в значительной степени sui generis, другие могли перетекать друг в друга, иногда с неожиданными результатами. Хотя Оруэлл, похоже, предпочитал держать своих друзей в разных категориях, часто до такой степени, что один союзник едва ли знал о существовании другого, бывали моменты, когда эти разграничения приходилось ослаблять, и относительно высокопоставленный литературный деятель иногда оказывался за плечом с анархистским памфлетистом. Война неизбежно оказала решающее влияние на расширение и одновременное сокращение социального круга Оруэлла. Некоторые друзья были призваны в вооруженные силы, пропали на военных работах или оказались вовлечены в общее перемещение рабочей силы. Пробелы заполнили десятки новых знакомых - беженцы из Миттелевропы, работники телерадиовещания, встреченные в столовых Би-би-си, отбросы из Фицровии. Внепрофессиональная жизнь Оруэлла в 1940-е годы становится более полиглотской, более интернациональной, более мультикультурной. Если он встречался с великими литературными панандриями - Э. М. Форстером, Т. С. Элиотом, Ситвеллами, - то он также забредал на окраины литературной карты, которые ранее оставались незамеченными. Тем временем он, заимствуя выражение Энтони Пауэлла о различии между людьми, которые делают что-то и с которыми что-то делают, стал скорее агентом, чем пациентом. Как продюсер бесед на Би-би-си, а впоследствии литературный редактор, он имел покровительство, которым мог распоряжаться, маленький под-мир, в котором, пусть и неохотно, он был главным. Тоско Файвел вспоминал, как эта свита собиралась вокруг него в пабах - "мелкие литературные прихлебатели, с которыми, как мне казалось, он был слишком терпелив".

В центре вселенной Оруэлла находилась его ближайшая семья. Надеюсь, вы любите свою семью?" - сурово поучал он однажды Ричарда Риса, и кровные родственники продолжали присутствовать в его жизни. Его родители умерли, но Аврил, все еще жившая в Лондоне, когда война подошла к концу, играла определенную роль в его общественной жизни и обладала достаточной силой нападения, чтобы запомниться нескольким его друзьям: "Совсем не такая, как ожидалось, - сообщал Пауэлл Маггериджу; "очень пунктирная, двадцатилетняя, но когда-то довольно симпатичная". Оруэлл поддерживал отношения с Дейкинами и проявлял большой интерес к его племянницам, Джейн и Люси. Он оставался в хороших отношениях с О'Шонесси после смерти Эйлин, часто обращался к Гвен за медицинским советом и отмечал вторжение в жизнь семьи Жоржа Коппа, который в силу своего брака со сводной сестрой Гвен Дорин сам стал дальним родственником. В то же время, более концентрированный социальный мир, в котором функционировали Блэйры, уже давно перестал существовать. Дом Монтегю после смерти Иды в 1943 году был продан, а его содержимое рассеяно; внук миссис Мэй Стюарт помнил вереницу тачек, проезжавших по центральной улице. Маловероятно, что Оруэлл присутствовал при этом; как он сообщил Деннису Коллингсу в письме, написанном после войны, он "был совершенно лишен связи с Саутволдом с 1939 года". В том же письме отмечается его нежелание возвращаться в эти старые места: ему следовало бы съездить туда в начале года, "чтобы узнать о разных вещах", объяснял он, "но там так пустынно после смерти моих родителей и Эйлин, что мне не нравится возвращаться в места, где я уже бывал".

Если дружеские связи со староэтонцами носили скорее случайный, чем ассоциативный характер - хотя он продолжал видеться с Денисом Кинг-Фарлоу, - то большинство отношений, которые Оруэлл установил в более ранние периоды своей жизни, перешли в 1940-е годы. Он до последнего обменивался письмами с Брендой и писал Коллингсам на Дальний Восток с указанием разыскать его, если они окажутся в Англии. Литературные друзья, такие как Джек Коммон и Рейнер Хеппенстолл, были быстро введены в галерею, состоящую из коллег по Би-би-си, писателей, с которыми он познакомился во время работы в военное время, и - что является ключевым элементом при рассмотрении последующей жизни Оруэлла - людей, которых он знал или о которых слышал в Испании. Джек Брантвейт был приглашен погостить в Уоллингтоне (где он с удивлением обнаружил, что гости должны одеваться к ужину), а Пэдди Донован нанялся копать сад. Другие испанские ветераны смогли колонизировать сферы как его профессиональной, так и личной жизни: Хью Слейтер, например, будучи вытесненным из редакции "Остерли Парк", продолжал редактировать "Полемику", в которую Оруэлл написал несколько статей, и одновременно поддерживал длительные отношения с Инес Холден.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное