Оруэлл: Новая жизнь

Помимо восхищения честностью Оруэлла, Кестлера привлекало его участие в зарождающемся движении за гражданские свободы. С этой целью в начале нового года он предложил создать преемника старой "Лиги прав человека" - международной имбирной группы, британское отделение которой в значительной степени прекратило свое существование. Оруэлл увлекся проектом, начал работу над манифестом и попытался привлечь сторонников к делу, которое на данный момент было направлено на достижение синтеза между политической свободой и экономическим планированием, которое помогло бы сохранить эту свободу. Лондон в послевоенный период был переполнен приезжими знаменитостями, и встречи Оруэлла с ними, как правило, проходили в контексте его работы с Кестлером: обед с Негрином, бывшим премьер-министром Испании (ему не удалось застать Негрина наедине, докладывал он, но он верил, что он не русский лазутчик); другой обед с итальянским романистом Игнацио Силоне, который публично поддерживал единый фронт с коммунизмом.

У Кестлера был и другой план для своего нового друга. Он заключался в том, чтобы подружить его со своей невесткой: Селия, по его мнению, сможет "немного подбодрить его". К сожалению, этот план ни к чему не привел. Селия, хотя и была впечатлена Оруэллом-мужчиной ("это потрясающее качество, которое только что заметили"), сомневалась в Оруэлле-потенциальном муже. Сам Оруэлл был серьезно увлечен, но в своем подходе был типично прямолинеен. Он хотел бы жениться на ней, объяснил он, но если это невозможно, возможно, у них будет роман. Селия смогла найти выход из положения: по ее мнению, роман свидетельствует о глубокой эмоциональной привязанности; если вы так сильно любите другого человека, то почему бы не выйти за него замуж? Хотя Оруэлл воспринял отказ с хорошим настроением, и до конца жизни они оставались в дружеских отношениях, его отношения с Селией являются частью более широкой картины. Все еще травмированный смертью Эйлин и в поисках выхода для одиночества, от которого он страдал, он, похоже, провел первые месяцы 1946 года, предлагая жениться более или менее на месте нескольким гораздо более молодым женщинам, ни одна из которых не знала его хорошо и, что более важно, не имела ни малейшего намерения стать второй миссис Оруэлл.

Датировку этих предложений трудно установить. Оруэлл, несомненно, часто встречался с Селией в начале года, поскольку в письме Кестлеру с благодарностью за гостеприимство отмечается, что "Селия сказала мне, что принесла ложку Ричарда, которую я оставил". Но уже через несколько недель у него на примете была другая потенциальная жена. Это была двадцатисемилетняя Энн Попхэм, которая жила в квартире этажом ниже со своей подругой Рут Бересфорд, и которая, встретив своего соседа лишь однажды за ужином у В.С. Притчетта и коротко поговорив с ним на лестнице, была поражена, получив письмо ("Дорогая мисс Попхэм") с вопросом, не желает ли она выпить чашку чая во второй половине следующего дня. Чай едва успели выпить, как Оруэлл, маневрируя, загнал гостью в угол и произнес бессмертные слова: "Неужели она думает, что сможет позаботиться о нем? Объяснив, что ее работа в Контрольной комиссии в оккупированной Германии отнимает у нее много времени и что она сомневается, что их легкое знакомство имеет шанс перерасти во что-то более серьезное, мисс Попхэм поспешно удалилась.

Самое важное из этих предложений касалось женщины, которую он немного знал последние четыре года и которая теперь снова появилась в его профессиональной жизни. Это была Соня Браунелл, которая, проведя большую часть конфликта в Министерстве военного транспорта, вернулась в Horizon в качестве секретаря редакции. Будучи одним из лидеров плавучего сестринства литературного Лондона военного времени, известного потомкам как "Потерянные девушки", и в этот момент, когда ей исполнилось двадцать восемь лет, Соня уже имела за плечами значительную карьеру. Как и Оруэлл, она была ребенком раджа, привезенным в Англию в младенчестве после смерти - при весьма подозрительных обстоятельствах - ее отца-грузоперевозчика. Уже тогда начали давать о себе знать некоторые из тех неурядиц и переломов, которые доминировали в ранней жизни Сони. Образование, полученное в монастыре Святого Сердца в Роухэмптоне, оставило в ней презрение к организованной религии (она призналась своей подруге Диане Уизерби, что до сих пор плюется от отвращения, когда на улице мимо нее проходит монахиня) и тайком осознавала, что большинство ее сильных сторон - а это честность, преданность, доброта и преувеличенное чувство долга - можно отнести к суровости ее католического воспитания. Трудолюбие, которым она прославилась, было, как проницательно замечает ее биограф Хилари Сперлинг, "ее заменой веры".