Оруэлл: Новая жизнь

Я думаю, что это хорошая идея, но исполнение было бы лучше, если бы я не писал ее под воздействием ТБ.

Письмо Фреду Варбургу, октябрь 1948 года

 

Слава Богу, я еще могу работать, но это почти все, что я могу делать.

Письмо Малькольму Маггериджу, 4 декабря 1948 года

 

Партия Блэров отправилась на Юру днем 10 апреля, ночным поездом добралась до Глазго, а затем перелетела на остров Айла. К вечеру 11 апреля они вернулись в Барнхилл, и Оруэлл выразил приятное удивление покорностью самого юного путешественника. "Ричард был как золото, - сообщал он, - и ему очень понравилось, что после того, как он преодолел первую странность, он остался спать один, и как только он сел в самолет в Глазго, он заснул". Оруэлл мог бы наслаждаться не так сильно. Перед отъездом он неделю провалялся в постели, и, несмотря на то, что четыреста миль между Лондоном и Внутренними Гебридами были пройдены за рекордное время, путешествие истощило его силы. Тем не менее, к следующему дню он достаточно оправился, чтобы написать длинное письмо Соне, в котором настоятельно просил ее приехать погостить и благодарил за бутылку бренди, которая сопровождала его в поездке. Хотя он был полон решимости сломать спину своему роману в течение лета в Юре, он хотел составить компанию и себе, и своему сыну. Он также написал Джанетте, сказал он Соне - характерно, что он неправильно написал ее имя как "Дженетта" - и попросил ее приехать и привезти свою дочь в качестве потенциального товарища по играм для его сына. "Если она привезет ребенка, а не просто пришлет его, все должно быть достаточно просто", - оптимистично заключил он.

Ни один из этих планов ни к чему не привел. И Соня, и Жанетта любили Оруэлла и с удовольствием проводили время в его обществе, но сложные маршруты поездки в Юру и секвестр, который их ожидал, были слишком далеким шагом. Сам Оруэлл явно строил планы на длительное пребывание. К весне 1947 года он предпринял несколько решительных шагов по перестройке своей жизни, отказавшись от коттеджа в Уоллингтоне, разорвав многие свои столичные связи и сдав квартиру на Кэнонбери-сквер в субаренду Миранде Кристен, которой он вскоре отправил черновики готовящейся работы для набора текста. Друзья вспоминали его энтузиазм по поводу воспитания Ричарда на Юре, вдали от лондонских смогов и нависшей угрозы ядерной войны, его явный восторг от своего нового дома и готовность преуменьшить его существенные недостатки. "Конечно, здесь постоянно идут дожди, - признал он, - но если принять это как данность, то это не имеет значения". Уже через несколько дней после приезда он вернулся к прежним делам: сеял горох, присматривал за примулами, следил за погодой в птичнике ("Некоторые куры линяют. Сегодня двойное яйцо, что считается плохим знаком, так как считается, что это последняя кладка"). Тем не менее, в его дневниковых записях все еще звучит звон о плохом самочувствии: "Не чувствую себя достаточно хорошо, чтобы много выходить на улицу" (22 апреля); "Не чувствую себя достаточно хорошо, чтобы много делать" (9 мая). К середине мая он начал чувствовать себя лучше. В конце месяца Бренда Салкелд, среди множества других новостей, сообщила: "Я тоже до недавнего времени чувствовала себя не очень хорошо. Когда я приехала из Лондона, у меня заболела грудь, и я не могла избавиться от этого, пока не улучшилась погода".