Оружейный остров

– Он же просил вас уведомить, правда? – Я занял оборону. – Причем в то же время, когда поступил тревожный сигнал.

– Вы сами не знаете точно, в котором часу это было, – раздраженно огрызнулась Пия. – Вероятно, ему что-то помниґлось, только и всего.

– Но даже если это просто совпадение, оно же интересное, вы не находите? – не унимался я.

– Вообще-то нет, – отрезала Пия и, помолчав, добавила: – Наверное, этим мы и различаемся. Я всего лишь биолог-практик и пытаюсь разобраться в полученных данных. А вы… хм, я даже не знаю, чем вы занимаетесь.

– Я букинист-антиквар.

– Ну вот. – Пия издала смешок. – Похоже, мы с разных планет.

После этой стычки она была уже не столь дружелюбна. Я чувствовал ее раздражение и желание от меня избавиться.

На подходе к Лусибари я посмотрел на часы и понял, что вполне успеваю на свой рейс, если сразу выехать в Колкату. Раз уж спутница моя в таком настроении, задерживаться нет смысла. Я спросил, нельзя ли организовать мой отъезд, и в ответ Пия только кивнула.

Сделав пару звонков, она сказала:

– Все устроено, можете ехать.

Причалили, я заскочил в гостевой дом, чтобы собрать свои вещи. Потом Пия проводила меня на пристань к катеру до Басонти.

– Нехорошо, что я не попрощался с Типу, – сказал я.

– Все нормально, – отмахнулась Пия. Она явно была рада моему отбытию. – Он поймет.

– Но мне интересно, что он скажет.

– О чем?

– Как он узнал, что Рани в опасности.

– Ах, это, – равнодушно проговорила Пия. – На вашем месте я бы не заморачивалась. Скорее всего, он все забыл. Никто не помнит, что говорил в бреду.

На причале, пожимая ей руку, я спросил:

– Вы бываете в Нью-Йорке?

– А что? – насторожилась Пия.

– Я там живу, и если вдруг вы…

Не дослушав, она замотала головой и сказала тоном, отметающим всякие предположения:

– Извините, но я живу между Орегоном и Колкатой, все свое время провожу только так, и вряд ли что-нибудь изменится. Я даже не помню, когда последний раз была в Нью-Йорке, лет десять назад, что ли. И честно сказать, меня туда не тянет.

Я кивнул, стараясь не выказать ничем не заслуженную обиду.

– Может, черкнете мне на почту, как себя чувствует Типу?

– Конечно. Сбросьте адрес эсэмэской.

– Ладно. Берегите себя.

– Взаимно.

По дороге в Калькутту мне казалось, что я медленно отхожу от долгой галлюцинации. Я уже не помнил, почему ввязался в эту нелепую экспедицию, и костерил себя на чем свет. Мой психотерапевт опять оказался прав: я позволил романтическим надеждам возобладать над здравым смыслом.

Наверное, еще никогда я так не радовался аэропорту, как в тот вечер – Дум-Дум воспринимался волшебными вратами на волю. Даже регистрация на рейс, паспортный контроль и досмотр нынче казались не нудными процедурами, но обрядами возвращения к здравомыслию.

Я уже был в зале вылета, когда мой телефон пиликнул, извещая о почтовом сообщении. Пия написала: “Привет от Типу. Он в норме, сидит в кровати, болтает с Рафи. Как я и думала, с момента укуса он ничего не помнит. Говорит вам – до свиданья. Кстати, он вправду величал вас «папашей»?” Дальше была череда невразумительных смайликов.

К счастью, функция “Письмо прочитано” была включена, и я решил, что можно не отвечать. В тот момент я не хотел даже лишней секунды думать о своем странном путешествии, но желал одного – как можно скорее выкинуть его из головы.

В салоне самолета я испустил глубокий вздох облегчения, ибо очутился в неприступном, заполненном механизмами рукотворном металлическом чреве, где абсолютно все служило защитой от мира ила и его скользких ползучих обитателей.

Занимался рассвет, самолет взлетел и, ложась на курс, недолго парил над Сундарбаном. С моего места возле окна был отчетливо виден омываемый приливами-отливами заиленный пейзаж в густой растительности и венах рек. Глядя вниз, я содрогнулся – казалось невероятным, что я добровольно отправился в сию дикую путаницу мангровых зарослей на болотах.

Чем я думал-то? Иль я спятил?

Бруклин

По опыту я знал, что переезд из Калькутты в Бруклин означает смену двух умонастроений, у каждого из которых своя кладовая памяти. В прошлом это происходило неизменно, и я вполне обоснованно рассчитывал, что воспоминания о визите к святилищу Оружейного Купца померкнут, едва я окажусь в своей бруклинской квартире.

Однако ожидания мои не оправдались. Долгое время я не мог сосредоточиться на своей работе. Только сяду за стол, как меня одолевали обрывочные воспоминания о том дне; что еще хуже, мне стали сниться сны, от которых я просыпался весь в поту и с ощущением пекла в нутре. Изжога, сказал мой врач.

Казалось, будто некое существо, нечто древнее, долго пребывавшее в спячке, проникло в мое тело. На ум приходило сравнение с микробами и вирусами, но я понимал, что дело не в них, то была собственно память, да только не моя – гораздо старше меня; память эта представала затушеванным образом времени, внезапно ожившим с моим появлением в святилище, и еще чем-то грозным, злобным и необыкновенно мощным, не позволявшим от себя избавиться.