– Весьма примечательный храм, который, как я полагаю, был построен в семнадцатом веке. Он посвящен богине змей Манасе Дэви, персонажу многих легенд, и в некоторых из них фигурирует Купец. Если помнишь, когда-то я дал тебе прочесть свою статью на эту тему.
–
– Удивительно, что легенда, связанная с этим храмом, никогда не была записана, но передавалась только изустно. Как будто существовал запрет на ее письменную форму.
– В том нет ничего необычного. Таинственных историй и легенд полным-полно.
– Но если история – тайна, зачем возводить храм в ее честь? Одно противоречит другому.
– Нисколько. Могла быть уйма причин, по которым строители храма не желали зафиксировать легенду письменно.
– Например?
Чинта загадочно улыбнулась.
– Возможно, они считали, что история не закончена и продолжится в будущем.
– Что-то я не пойму. Как легенде продолжиться в будущем? Это же просто сказка…
Чинта шлепнула меня по ладони.
– Никогда так не говори, Дино! – произнесла она медленно и раздельно. – В отличие от нас, в семнадцатом веке никто не назвал бы легенду “просто сказкой”. Тогда люди сознавали, что истории переносят их в измерения вне обычного человеческого понимания и только так можно проникнуть в самые сокровенные тайны нашего бытия, в котором истинно важное – любовь, верность или, скажем, способность почувствовать чужой взгляд – не имеет рационального объяснения. Через истории к нам обращается нечто незримое, невысказанное, безмолвное, позволяя прошлому дотянуться до нас.
– По-моему, ты слегка преувеличиваешь, а?
– Нет, дорогой, нет. Нельзя недооценивать силу легенд. В них есть что-то элементарное и необъяснимое. Ты, конечно, много раз слышал, что главное отличие людей от животных в даре речи?
– Ну да, разумеется, – кивнул я.
– Но что, если истина еще удивительнее? Может, все наоборот? Может, способность к речи вовсе не отличительная человеческая особенность, но рудимент, пережиток, и было время, когда мы общались без слов, как все другие живые существа? Иначе почему звери, демоны, боги и сам Господь говорят только в сказках и легендах? Через истории к нам обращается Вселенная, и если мы не научимся ее понимать, то, будь уверен, нас накажут.
Я заерзал, вспомнив свое неуемное чувство последних месяцев, будто в меня проникло нечто, долго дремавшее в болотах Сундарбана. А потом возникло видение падающей с небес змеи, и я инстинктивно закрыл руками лицо.
– В чем дело, дорогой? Что случилось?
– Ничего, пустяки.
Я не мог заставить себя поведать о вчерашнем происшествии в самолете. Да и что бы я сказал? Что меня изводят кошмары со змеями? Что я был арестован за безобразное поведение на воздушном судне? Чинта, конечно, решит, что я схожу с ума.
– Просто последнее время мне слегка нездоровится.
– Это заметно. – Откинувшись на сиденье, Чинта внимательно посмотрела на меня. – Я думаю, ты слишком много работаешь, дорогой. Давай-ка отвлечемся от конференции. Из Рима приехала моя двоюродная племянница Гизелла, я рассказывала о ней? Гиза, как мы ее называем, интересная девушка, снимает документальные телефильмы, получила несколько серьезных призов. В Риме они с подругой живут в районе Трастевере и взяли под опеку двух сирот-беженцев – шестилетнюю сирийку и мальчика семи лет из Эритреи. Сейчас все они здесь, в Калифорнии. Имма, партнерша Гизы, крупный спец в компьютерах, компания на год командировала ее в Лос-Анджелес. Они снимают дом неподалеку от набережной Венис-Бич. – Чинта рассмеялась. – Надо же, Венецианский Берег! А я там ни разу не была – венецианка, не видевшая венецианского берега! Однако нынче Гиза пригласила меня на аперитив, и ты, конечно, пойдешь со мной. – Чинта постучала ногтем по моей ладони, подчеркивая приказ. – Официальный ужин конференции мы пропустим, эти ужины всегда ужасно скучные. На Венис-Бич будет гораздо
В конце дневного заседания я вызвал такси, которое отвезло нас по адресу, эсэмэской присланному Гизой. Шофер высадил нас у прелестного дома в рассеченном каналом квартале, примыкавшем к Венис-Бич. Встретила нас Гиза, подруга ее еще была на работе.
Я увидел стройную гибкую женщину лет тридцати с небольшим, одетую в темные брюки и мешковатый черный свитер. В левой ноздре ее посверкивало серебряное колечко, а в платиновых волосах выделялись пряди под стать розовым стеклам очков. Манера тараторить создавала впечатление, что слова опережают ее мысли, она легко перескакивала с итальянского на английский, энергично жестикулируя рукой с длинными изящными пальцами.