Она исчезла. Семка сидел на скамье, вытянув длинные ноги, и скучливо оглядывал комнату. Клешков тоже сел, придавшись спиной к печке. Его темное пальто почти не грело, и он изрядно намерзся.
— Интересно поглядеть, что это за братия? — сказал Семка и стал свертывать самокрутку.
— А чего смотреть-то? — отозвался Клешков.
— Куркули! — презрительно сплюнул Семка. — Я вашего лысого козла, Князева этого, враз раскусил. Он с батькой только для виду.
Послышался скрежет замка, и в комнату вошел невысокий стройный человек в военной форме, в красноармейской фуражке, в шинели, перетянутой ремнями. Шашка билась у него на одном боку, кобура хлопала по другому.
— Здравствуйте, — сказал он, оглядывая их темными зоркими глазами. От Князева?
— От него, — встал Клешков. Семка не двигался. — Это адъютант Клеща.
Военный пожал обоим руку, сел.
— Я руководитель суховского отделения «Союза спасения родины», — он еще зорче всмотрелся в посланцев батьки. — Какие задачи ставит перед нами атаман Клещ и какими силами он располагает?
— У батьки пятьсот сабель, — сказал Семка, сплюнув, — и хлопцы за батьку хошь в воду, хошь в огонь.
— Ясно, — оглядев его, перебил военный. — А каким образом атаман хочет действовать против суховского гарнизона?
— Через два дня по получении от вас ответа, — лениво заговорил Семка, — мы вдарим с двух сторон. Большая часть войска со степи, остальные обойдут город и кинутся от монастыря.
— Со стороны Палахинских болот? — недоверчиво сощурился военный. Там же места непроходимые, тем более для конницы.
— Ежели батько прикажет, — ощерился Семка, — так воны будуть проходимые.
Военный с сомнением покачал головой. Потом повернулся к Саньке:
— Что скажете вы?
— Где Василь Петрович? — спросил Санька.
— Жив, здоров.
— Пусть придет сюда.
— Это потом. Что передал Князев?
— Приведите Василь Петровича, тогда скажу.
Военный улыбнулся:
— Ну что ж! Пафнутьевна!
Появилась старушка, военный шепнул ей что-то, она исчезла. Подождали. Потом опять заскреб замок, и в комнату вошел обросший, исхудалый Степан.
— Так, — сказал военный, — ваше заточение кончилось, Головня, и прошу нас не винить. Времена трудные, а мы вас знали плохо. Это было вроде испытания.
Степан ничего не ответил.
— Так вот, — продолжал военный, — план ваш сам по себе довольно хорош. Напасть от монастыря удобно. Во-первых, потому что не ждут, во-вторых, потому что там много укрытий от пулеметного огня: сады, дома, лесопилка. Меня здесь одно только смутило: болота считаются непроходимыми.
— Считаются! — фыркнул Семка. — Наши те болота два раза проходили по батькиному приказу.
— Отлично, — сказал военный, — это уже солиднее. Чего требует от нас батько?
— Штобы вы уничтожили красные пулеметы, — ответил Семка.
— Ну что ж, беремся. У красных шесть пулеметов: два шоша, гочкис и три «максима». Один «максим» — на колокольне соборной церкви. Это самая опасная точка.
— Батько про это знает. Нападать будем с обеих сторон тильки по сигналу. Сигнал даете вы. Шесть вспышек фонаря с соборной колокольни. В ночь на третий день, як мы дойдем до батьки. Будет сигнал — зараз пускаем червонным юшку, и город наш.
— Хорошо, — сказал военный. — Мы берем на себя пулеметы. У нас есть возможность их обезопасить. Когда выступит обходный отряд?
— Сразу, як батько получит от нас вести.
— Когда он будет у монастыря?
— К вечеру другого дня.
— Обсудим детали, — военный развернул карту. — Прошу вас сюда.
Степан и Клешков, стараясь не проявлять особенного любопытства, сидели на скамье и тихо переговаривались.
— Впрочем, вот что, — сказал военный, — пожалуй, я напишу атаману письмо.
Он сел и в несколько минут исписал большой лист бумаги.
— Понесете вы, — обернулся он к Клешкову, — а вас, — это относилось к Семке, — я принужден оставить. — Он подошел к форточке и позвал: Дормидонт!
— Как оставить? — спросил Семка, поднимаясь и засовывая руку за пазуху.
— Так, как оставили нашего Князева у батьки.
Подошел и стал около Семки огромный бородатый дьякон. За ним скользнул в комнату молодчик в жилетке. Семка посмотрел на них и вынул руку из-за пазухи:
— Заложником, что ли?
— Пока мы с атаманом не познакомились как следует, я буду вынужден поступать таким же образом, как и он.
Клешков думал только об одном: надо посоветоваться со Степаном. Надо успеть передать ему все, что он видел у батьки Клеща. Но Степана зачем-то повели во двор.
— Вы двинетесь в путь немедленно, — повернулся к Клешкову военный. Я пошлю с вами человека. Очень важно, чтоб перед началом выступления атаман отпустил к нам Князева, — внушал военный. — Вы поняли?
— Понял.
В ту же минуту с улицы раздался крик. Все застыли на своих местах.
— Стой! — кричал осипший голос, показавшийся Клешкову знакомым. Стой, говорят!