Осада

Розанов сердито попыхивал своей трубкой. «Нашел кому читать лекцию…» Он бросил на маршала беглый взгляд, удивляясь тому, что тот считает это уместным. «Что же, я совсем не разбираюсь в международной политике, что ли?»

— Для меня понятие «Советский Союз» равносильно понятию «социализм» и наоборот, — осторожно заметил генерал.

— Конечно… — Маршал пожевал губами. — Точно так же, как мы говорим: «Разопьем бутылку», но выпиваем-то мы палинку, а бутылка остается.

«Ну, это уж чересчур…» Розанов промолчал.

— К слову говоря, как ты думаешь, какой политический строй будет в Венгрии после войны?

«Зачем просил чаю, если он теперь стынет? — нервничал генерал. — С такой примитивной агитацией я очень хорошо знаком…»

— Это уж дело самого венгерского народа. Мы в их внутренние дела вмешиваться не станем, важно только, чтобы Венгрия стала антифашистским государством.

— Это так. — Маршал кивнул. — Но последовательный антифашизм рано или поздно приведет к большевизму. Когда ты своим корпусом громил венгерский корпус, то одновременно с этим подрывал и строй капитализма, короче говоря, расчищал путь для революции. Но тогда какого же черта ты снова создаешь вооруженную силу? Ты, советский генерал?

«Ну, теперь ему уже ничем не угодишь…» Генерал нахмурился.

— Кто тебя об этом просил? Быть может, новое венгерское правительство? Или партия? Или еще кто-нибудь?

— Ситуация, — растерянно пробормотал Розанов.

— Ситуация… — Маршал покачал головой. — И кого же вы зачисляете в группы Сопротивления, назовем их так? Я нисколько не сомневаюсь в том, что часть венгров идет в эти отряды или группы сознательно, но другая часть… Вон у тебя в приемной сидит твой мадьяр и вытаскивает из своего френча белые нитки… — Маршал ткнул себя в грудь. — Петр Иванович, а ведь на этом месте в петличке носят ленточку Железного креста!

Розанов энергично закрутил головой.

— Сам я того мадьяра не видел…

— Не видел?.. — Маршал положил обе руки на стол. — Полк у Дуная ты тоже не видел, а тебе на стол для подписи вон какие победные реляции клали! Зато ты внимательно следишь за тем, чтобы снайпер сначала поставил мне рюмку, а уж потом тебе… Хотел бы иметь тысячи глаз, а зачем, спрашивается, когда ты и двумя глазами многого не желаешь замечать?..

— Что мне ответить тебе на это, товарищ маршал? Что я могу сказать?

Маршал пожал плечами.

— Ничего, Петр Иванович. Я уже говорил, что атмосфера вокруг тебя явно нездоровая. Вот, собственно, почему я к тебе и заехал, так сказать, неофициально… Убери-ка ты весь мусор у себя перед носом. Знаю, что сделать это не так легко, так как мусора вокруг тебя накопилось много. — Маршал подвинул к себе чайную чашку и отпил из нее несколько глотков.

Розанов положил трубку на стол.

— В ноябре прошлого года меня наградили орденом Боевого Красного Знамени. — Генерал горько усмехнулся. — А теперь ты разносишь…

— Наградили тебя за умелое маневрирование войсками на поле боя, — перебил его маршал, — но отнюдь не за высокое морально-политическое состояние подчиненных тебе частей. Никто не сомневается в том, что ты хороший тактик.

— Не знаю, чему теперь и верить: награждению или же… — Не закончив фразы, генерал вопросительно посмотрел на маршала.

— Верить нужно и тому и другому.

— Послушав тебя, я начинаю думать, что меня не награждать надо было, а следовало бы отдать под военный трибунал…

— Видишь ли, Петр Иванович, — маршал поставил чашку и улыбнулся, — люди пока еще не придумали суда, в котором судили бы глупость или же политическую близорукость. Не судят тебя и за то, что ты частенько говоришь «я», вместо того чтобы сказать «мы». В этом твоя главная вина. В этом же проявляется и твоя политическая близорукость. Правда, чай вот у тебя действительно великолепный. — Последние слова маршал произнес с легкой иронией.

«Спасибо и на этом». Розанов шмыгнул носом.

— Еще несколько подобных замечаний, и мне можно класть партбилет на стол…

Маршал положил в рот кусочек сахара и, отпив несколько глотков чая, как бы между прочим заметил:

— Не нравится мне твое миндальничание, Петр Иванович, даже тогда, когда ты его приправляешь долей горечи и сожаления. Если ты ждешь, чтобы я тебя успокоил, то напрасно ждешь, так как если я это сделаю, то ты в конце концов до такого положения докатишься, что и партбилетом можно поплатиться.

— Представь себя в моем положении… — Розанов тяжело вздохнул.

Маршал на миг задумался, а затем потряс головой.

— Никак не могу представить. Мои донесения не были бы такими, в них было бы отражено действительное положение.

Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ворвался адъютант, но, переступив порог, сразу же замер на месте. Лицо у него было белым-белым, пряди волос спадали на лоб.

— Товарищ генерал… — залепетал он.

Розанов метнул на адъютанта гневный взгляд и кивком головы в сторону маршала дал ему понять, что сначала нужно обратиться к маршалу за разрешением. Однако адъютант не обратил на это никакого внимания.

— Василий Васильевич… Товарищ полковник…

Генерал, чувствуя недоброе, нахмурился и прикрикнул:

— Ну, родите же вы наконец, что там еще случилось?!