«Осада человека». Записки Ольги Фрейденберг как мифополитическая теория сталинизма

Сходятся и расходятся, – вся Россия сходится и расходится, просто, без драм. Живут по-скотски, в одной комнате. Тут родители, тут новобрачные. Тут дети, тут отцы лежат с матерями. Это система, государственная система бесчестья.

Она замечает, что разрушается понятие семьи: «Семья – это понятие разброда и несчастья» (XXV: 63, 11). Распутство видится ей и как результат удушения мысли (в метафорических терминах – состояние тела, лишенного головы), и как продукт коммунального быта, и в обоих случаях это часть государственной системы.

Во всем укладе жизни, от условий труда и организации голода до состояния здоровья, Фрейденберг видит плановую систему, нарочито созданную сталинским государством для угнетения людей. «Болезни населения вызываются государством» (XXV: 71, 43). Вскоре после войны во время эпидемии гриппа она записала, что правительство, если бы хотело, «могло бы ликвидировать бедствие. Если же оно не ликвидировало, то лишь потому, что это не входило в его планы» (XXIII: 38, 35).

С первых послевоенных месяцев ей кажется, что народ «смертельно болен». Не только она сама, но и «Россия» едва ли пережила войну:

России придавали вид победившей державы. Сейчас, в 1947 году, уже видно, что она не выиграла войны. Но и в 1945 году было ясно, что народ-победитель был смертельно болен. Его спасала численность и невежество. Сколько бы людей ни умерло, ни было больных и нищих, все равно это терялось. Россия вышла из войны в депрессии, психически больная, еле волочащая ноги. Трудно было встретить человека без сердечных припадков или гипертонии. Кровоизлияния и удары сделались обычным явлением, уже не связанным с возрастом (XXII: 28, 51).

Рассуждая о болезнях и смерти (как и о распутстве), она использует метафорику, сополагающую тело человека и тело нации.

«Это простой обыденный советский день»

Итак, Фрейденберг берет на себя задачу понять, передать и проанализировать устройство особого сталинского быта. Она снова и снова описывает исполненные трудностей бытовые ситуации. Полагая, что это продуманная система подавления человека, она обобщает опыт повседневности, стараясь сформулировать принципы работы сталинского государства в теоретических терминах. Так, день ото дня, строится дневник-теория.

Продемонстрируем этот метод на одном примечательном примере.

Описывая осень и зиму 1947 года (она писала в декабре 1947 – январе 1948 года), Фрейденберг просматривает «свои бумажки» – короткие записи того времени, сделанные на отдельных листках: «Мучители! Газ. Свет. Очереди нарочно» (XXVIII: 7, 46). Процитировав эти протокольные наблюдения, она начинает обобщать: «Смотрю поверх истории» (XXVIII: 7, 46). Глядя «поверх истории», она рассуждает о том, что «марксизм провалился», что новые формы «базы» не уничтожили эксплуатацию, что превосходно организованная тайная полиция «душит человека вне дома и дома, вне его сознания и в его сознании» (XXVIII: 7, 46). Возвращаясь к быту, она создает отточенную формулировку: «Быт строго выдержан по-сталински» (XXVIII: 8, 49). Затем она поясняет этот принцип на примере одного типического дня: «За одни сутки то телефон не работает, то радио замолчало, то воды не было, то электричество не горело» (XXVIII: 8, 49). Она обобщает: «Но быт не только в этих „временных трудностях“. Он – в нарочитой разрухе». Этот вывод подтверждается опытом прошедших дней: «Газ так и не действует. Свет чинили-чинили, мучали нас – мучали, а теперь он горит еле видно и мигает» (XXVIII: 8, 49).

Прошло несколько недель. Фрейденберг описывает слухи об отмене карточек и денежной реформе (девальвации денег), панику среди народа, исчезновение продуктов («опять знакомые пустые прилавки»). Ее мысли обращаются к блокаде, и она формулирует стратегию жизни: «Я говорила себе, что нужно вечно готовиться к осаде, ждать ее всегда, что наша власть всюду подстерегает нас, подобно врагу» (XXVIII: 10, 56). В этой формулировке слово «осада» выступает как метафора государственного режима, осаждающего собственное население.