«Осада человека». Записки Ольги Фрейденберг как мифополитическая теория сталинизма

Во время голода и нищеты «страна гремела от фанфар и пробок шампанского» (VIII: 63, 95). Она пишет, что и тогда она, принадлежавшая к привилегированным, стыдилась своего положения, ненавидела Сталина:

Стыдно, гнусно было заходить в Торгсин, еще стыднее и гнуснее выносить оттуда еду на глазах голодных. Мне подступало к горлу от едкого стыда. Я ненавидела Сталина, ненавидела эту возмутительную систему (VIII: 63, 92).

Как и сейчас, тогда «[у]ниверситет был барометром политики. Кафедры то расширялись, то сокращались; факультеты и институты переименовывались; свободный дух то гулял сквозняком, то укладывал замертво. В 1933–1934 годах было счастливое время расширения штатов, широких перспектив» (VIII: 63, 95). В это – «счастливое» – время она работала с большим воодушевлением, и она подробно описывает свою деятельность на кафедре.

Так, в противоречиях, которые видны только на расстоянии, Фрейденберг описывает начало 1930‐х годов и ложные надежды на будущее.

Подходил 1936 год. Мы все думали, что репрессии, которые составляли ту политическую систему, в которой мы жили, и есть ответ на убийство Кирова. Мы не знали, что нас ждет (IX: 70, 170).

«Ваша книга конфискована»

Записки подробно описывают процесс создания главной книги Фрейденберг – «Поэтика сюжета и жанра», единственной, опубликованной при ее жизни.

В 1935 году она была поставлена перед необходимостью защитить докторскую диссертацию (к этому времени научные степени и звания были восстановлены в советском академическом обиходе, а первая квалификационная работа, которую она защитила в 1924 году, к ее негодованию, была зачтена как кандидатская). Фрейденберг заново пересматривает работу, над которой трудилась с середины 1920‐х годов (в записках она называла ее «Прокридой»). Законченная в 1928‐м, и эта работа осталась неопубликованной. Теперь она многое дополнила, исправила или написала заново. «Это была моя Поэтика» (IX: 66, 119).

Она описывает драматические эпизоды публичной защиты диссертации 9 июня 1935 года; с гордостью приводит газетную заметку: «Первая женщина – доктор литературоведения» (IX: 67, 141). Настойчиво утверждает свою самостоятельность:

Веселовский уже не был для меня актуален. Во мне накипело в душе от Марра. Чем влиятельней он становился, тем насильственней заставлял принимать свое учение и подлаживаться под политику, тем громче поднимался во мне негодующий протест. Я желала сбросить с себя гнет его имени, тяготевший над моей научной индивидуальностью… (IX: 67, 144)

(В то время, когда она писала эти строки, ей немало доставалось за связь с теориями Веселовского; Марр же был еще в почете.)

Исполнена драматизма и история публикации диссертации в виде книги. «В мае 1936 г. моя Поэтика вышла в свет. Это был большой день моей жизни. Телефонный звонок. <…> – Ваша книга конфискована» (IX: 71, 184–186).

Одним из ключевых событий в этой истории является разгромная статья некой Ц. Лейтензен под названием «Вредная галиматья», опубликованная в газете «Известия» от 28 сентября 1936 года:

Огромная статья в официальном органе предвещала сама по себе политическое преследование. Но еще убийственней было примечание жирным шрифтом от редакции, это уже представляло собой некий сигнал травли. Вопрос шел не шуточный (X: 73, 24).

Началась травля в университете: «Коллеги отшатывались от меня, как от прокаженной» (X: 73, 26). Фрейденберг особенно поразило, что после критики в газете в университете она стала парией для всех, от ректора до студентов. Особенно тяжело было со студентами. «Со мной были только Хона и Соня, исходившая от нежности и преданности» (X: 73, 27). Она пишет, что тогда «отпала Наташа Морева, любимая ученица, с которой связывались мои мечты» (X: 73, 28). Со своей сегодняшней позиции она замечает, что со временем Морева, под фамилией Вулих, сделается «моим политическим надзирателем, шпионом и провокатором» (X: 73, 28).

Сейчас, в 1949 году, она пишет об изъятой из обращения книге как о любимом человеке, пропавшем в терроре: