Осада Монтобана

Сначала на лице его отразилось удивление, потом гнев и наконец сдержанная скорбь. Валентина подробно поясняла в этих строках всю хитрость, употреблённую ею для того, чтобы проникнуть в монастырь к своей прежней подруге, выдать себя за Мориса и обрести любовь наивной девушки. Вся эта необыкновенная интрига, ставившая Мориса в весьма странное положение человека, уже любимого той, с которой он в действительности ещё не встречался, вся эта сказка из «Тысячи и одной ночи» заключала в себе что-то ложное, обманчивое и хитрое, оскорбляя молодого Лагравера в самой сути его любви и его гордости во всей своей прямоте.

Его, оказывается, любили вследствие смелого обмана. Пользуясь уже проделанным результатом, он лишался навсегда счастья сам поселить к себе любовь в сердце обманутой Камиллы. Нежное чувство этого ангела было преподнесено ему хитрой подменой, которой влюблённая девушка бы устыдилась, если бы узнала. Мысли эти наполняли душу Лагравера смешанным чувством ревности и стыда.

Вскоре он очутился перед кардинальским дворцом. В его инструкциях указан был вход к министру через таверну Ренара. Он сошёл с лошади и привязал её у дверей трактира.

Час этот назначен был Валентиной для доставления Ришелье посланных ею бумаг: копий с письма полковника Робера к Рюскадору и к герцогу Орлеанскому и записки самой Валентины к министру.

Морис постучал, как ему было предписано в таинственную дверь, через которую, как мы уже видели, дом Грело и его мнимый племянник проникали в логово льва.

Придверник отворил Морису и ввёл его в альков, отделённый деревянной перегородкой от кабинета министра. Лагравер назвал себя. Слуга придавил пружину подвижной филёнки, которая раскрылась, и посланному Валентины оставалось только сделать нисколько шагов, чтобы стать лицом к лицу с грозным хозяином кабинета.

Ришелье, очевидно, был гораздо бодрее, чем в тот день, когда мы видели его страдающим от тяжкого недуга и задыхающимся от кашля. Благодаря нервному сложению временами к нему возвращались силы и бодрость. Он не сидел более сгорбившись в своём огромном кресле, а стоял, облокотившись одной рукой на мраморную доску камина. Даже наряд его доказывал улучшение здоровья. Под раскрытой красной кардинальской мантией виден был полный кавалерский костюм фиолетового бархата, без всяких украшений, изящный в своей простоте.

Он окинул Мориса одним из тех взглядов, которые, казалось, способны были проникать до глубины души.

Посланный Валентины де Нанкрей вынес этот взгляд, не потупив глаза, почтительно, но спокойно.

— То же самое лицо и та же сила воли, — прошептал довольный кардинал. — Их скорее можно принять за близнецов, чем за кузена и кузину.

Лагравер преклонил колено и подал ему пакет с письмами.

— Я вас ждал, — сказал Ришелье, принимая его. — Вы точны. Это хорошо.

Кардинал сел к своему массивному столу и с жадностью стал пробегать глазами доставленные ему бумаги. Стоя перед ним, Морис заметил на лице министра выражение неумолимой ненависти и торжества.

— Так, так, — говорил временами Ришелье, читая отчёт своего агента. — Немедля тайно отправить Ла Мельере в Рокруа. Он имеет достаточно влияния на войско, чтобы успешно противодействовать принцу крови... Что же касается смертельного удара прямо в сердце заговора, это заманчиво по смелости замысла...

Он сильно позвонил. Вошёл камердинер.

— Позвать сюда тотчас маршала де Ла Мельере, — приказал кардинал. — Он, верно, вылечился от раны, которая заставила его вернуться в Париж в самый разгар войны. Послать ко мне и Рошфора, моего дорожного фурьера[29]. Потом, обратившись к Лаграверу, который всё время стоял молча и равнодушно, он сказал:

— Молодой человек, будьте готовы отправиться обратно сегодня вечером. Не заботьтесь об экипаже. Это моё дело. Карета с надёжным конвоем заедет за вами в гостиницу «Лебедь и Крест». Вы не должны распоряжаться ни маршрутом, ни людьми, которые будут приставлены к вам. Взамен того ваши спутники не будут иметь никакого права стеснять ваши действия. Вы меня поняли? Идите.

— Будут ли какие приказания от вас, монсеньор, для Валентины де Нанкрей? — спросил Морис.

— Вы их узнаете в своё время... и она тоже... я ничего не забываю.

— Слушаю, ваше высокопреосвященство.

И с этими словами лаконичный Лагравер раскланялся с министром, спешившим прекратить аудиенцию.

Через несколько минут Морис уже выходил из таверны Ренара и садился на лошадь.

«Когда мне предоставляют полную свободу действий, — думал он, — с условием, что я стану вести себя, как того пожелает кардинал, мне представляется отличный случай сыграть с ним штуку! Я его сделаю невольным соучастником похищения, которое лишит его заложницы...»

Молодой человек повернул лошадь в переулок Сен-Жермен д’Оксерруа и вошёл в лавку торговца церковными ризами, где купил рясу капуцина. Потом, возвратившись на улицу Сент-Оноре, он взял у портного полный костюм студента для особы ниже и тоньше его, и, привязав эти вещи к седлу позади себя, поехал в гостиницу «Лебедь и Крест».