Осень Атлантиды

Все стали устраиваться. Климий, уже укрывшись пледом, добавил:

– Четвертое: Таллури, даже не пробуй пойти куда-нибудь.

Она промолчала в ответ. «Как он понял?» Может быть, он заметил, как она осматривает края палатки: плотно ли они подогнаны к земле?

Ребята вскоре уснули. Уснуть в неурочное время, «про запас» – о, это они умели! Чего совершенно не умела Таллури, впрочем, и не собиралась. Она выждала некоторое время, потом растолкала Рамичи и прошептала:

– Слушай, надо как-то отвлечь часового. Я все-таки выберусь, поищу командира. Хочу, чтобы нас поскорей вернули.

Рамичи сонно моргала, но слушала внимательно.

– Не знаю как, – пробормотала она тихо, – может, мне пошуршать где-нибудь с краю? Ну-ка подожди, сейчас попробую.

Рамичи стала отдирать от земли ткань с дальнего края палатки. Таллури тем временем следила за часовым через щелку входа. Солдат почти сразу насторожился и стал заглядывать за край палатки, пытаясь определить, откуда идёт шум. Рамичи удвоила усилия – солдат подхватил копье и осторожно двинулся к источнику шума. Таллури тут же выскользнула наружу.

Хорошо, что их палатка стояла с краю: можно было пройти крадучись по периметру лагеря. Что она и собиралась сделать.

Нет, она и не надеялась, что обученные военные, скорее всего пограничники, окажутся столь любезно невниматель– ными, что она свободно осуществит задуманное. Но она тоже кое-что умела: пригнуть голову, убрать внутреннее движение чувств, стать «прозрачной», «безличной» – и никто не заинтересуется существом, тихо бредущим вдоль солдатского становища. Надо только понять, в какой палатке находится тот, кто ей нужен.

Она предположила, что это, должно быть, самая большая палатка, а может быть, самая комфортная. Или та, где будут толпиться офицеры. Но палатки, как назло, были однотипными. Да и людей в лагере было немного.

На нее посмотрели пару раз, но большого внимания не проявили. Солдаты отдыхали возле костров, лежали прямо на земле, что-то ели, возились с оружием.

Было почти совсем тихо. В одном месте Таллури заметила группу солдат с озабоченными лицами, они негромко переговаривались. И хотя никто из них не походил на офицера, Таллури решила приблизиться и немного послушать. Подслушать, как сказал бы Климий. «Ну да, подслушать! О, Единый!»

То, что разобрало ее ухо, как видно, относилось к недавним боевым действиям. И это было тем более странно, что в Городе никто не говорил ни о каких военных событиях. Таллури попыталась вывести из их слов образ врага, но вышло лишь нечто дикое, неуправляемое, древнее.

– Командующий ранен, – вдруг явственно донеслось до Таллури, и она насторожилась. – И, видно, серьезно! – сказал один.

– Да уж, – отозвался другой, – положение скверное. Кто лечит его?

– Он никого к себе не пускает, хотя у него жар, – посетовал его собеседник и с досадой добавил: – А все этот болван, сотник Хоно. Командующий прикрыл его собой, когда эта тварь прыгнула!

– Как бы не было заражения крови!

«У них какие-то серьезные затруднения – не скоро мы дождемся отправки обратно!» Таллури решила пока не возвращаться в палатку, а наудачу пройти хотя бы еще немного, как вдруг один из солдат заметил ее и окликнул:

– Ты кто и чего тебе надо?

– Ищу командующего, – бесстрастно проговорила Таллури, не поднимая головы. И, стоя неподвижно, повторила еще раз с той же механической интонацией: – Ищу командующего.

После непродолжительного молчания (Таллури мысленно «обвела» себя защитным кругом) кто-то произнес:

– Покажи ей.

Ей махнули рукой: «Иди за ним». И Таллури последовала за солдатом с факелом.

– Там, – указал он ей, – где холм. Он у подножия, недалеко, – и ушел.

Спотыкаясь в темноте, Таллури добрела до холма. Она вдруг начала волноваться. Беспокойство, просачиваясь откуда-то из-под диафрагмы, поднималось вверх, затапливая все внутри, как грязная вода половодья. И это не потому, что она боялась командующего, она никогда не боялась людей. Таллури прислушалась к себе, «выделила» диафрагму и «посмотрела» на нее как бы со стороны: темные нити страха тянулись от диафрагмы к лесу, подступавшему к возвышенности. Лагерь лежал у самого подножия холма, приткнувшись к нему длинным боком. Но дальше, и со всех сторон, стоял лес, и дымили испарениями болота.

Таллури тряхнула головой, отгоняя беспокойство, и сделала еще несколько шагов, пока не споткнулась о ноги лежащего на земле человека. Человек глухо застонал, но не шевельнулся.

Таллури оглядела его: короткая военная туника едва доходила до перепачканных глиной колен, сандалии тоже были сплошь залеплены кусками грязи, офицерский плащ прикрывал всю верхнюю часть тела. Человек лежал на спине, навзничь, раскинув из-под плаща руки. Левая рука по локоть была в пятнах запекшейся крови, возле правой стоял кувшин с отбитой ручкой. Лица было не разобрать: шлем закрывал его до самого рта. Видны были только плотно сжатые тонкие губы и давно небритый подбородок. Она склонилась, чтобы лучше разглядеть лицо и убедиться, возможно ли сейчас говорить с ним. От лица лежащего на земле человека несомненно пахло вином.