Осень матриарха(СИ)

На вторые сутки все солдаты Эдмера маялись животами, на третьи валялись в лёжку, на третьи хорошенько натянули полотно своих палаток и стали кое-как помогать сыновьям Джерен и ей самой по хозяйству, потому что троим никак не справиться с готовкой на всю пришлую орду. Хотя надо отдать справедливость Эдмеру: он разузнал, какая охота в этих местах, и время от времени выходил с мальчиками и собаками на волка, сайгу и лисицу-корсака. Его винтовка стреляла дальше и лучше здешних луков и пращ, но сам он был не так меток по сравнению с юнцами и делал много шума.

С обоими он, в целом, ладил, хотя изъяснялись по-эдински они куда хуже матери. Но если Эдмер пробовал вмешаться в женские дела - уборку, приготовление пищи, собирание и сушку навоза для кизяков, разжигание огня в очаге, - его отстраняли с лёгким презрением. Манера чужаков мыться прямо в ручье, плеща на берег, вызывала у хозяев неизменную оторопь. Нет, они боялись не того, что источник жизниот прикосновения к наготе иссякнет: хилая струйка воды казалась неистощимой. Но принято было касаться её лишь губами, словно целуя; или черпали не горстью, но чашкой и пили уже оттуда. Для чистоты же умащали тело жиром и соскабливали его скребком вместе с впитавшейся грязью.

Ночевал Эдмер с недавних пор в джурте: сыновья Джерен на ночь оставались в отаре, псы - тоже, и он боялся, что кто-нибудь из его людей изнасилует беззащитную.

До ложа в глубине шатра его поначалу не допускали: стелил себе у входа старую овчину. Посредине смрадно тлели прогоревшие уголья. Женщина внутри тёплой тьмы дышала совсем тихо, но с каждым колыханием невидимых покровов фантазия мужчины дорисовывала то, что под ними: маленькую грудь, широкие плечи, втянутый живот, исчерна-смуглую кожу, гибкие руки с длинными пальцами, на одном из которых Эдмер успел приметить серебряное кольцо с выступающей печаткой - похоже, обручальное.

Как он ни крепился, тело его предало. Ибо голова может мыслить с каким угодно благородством, но мудрая плоть все равно повернёт дело на свой лад.

Когда он прилёг рядом и притиснулся к её спине, Джерен и не подумала отстраниться. Сухое поджарое тело пахло полынной терпкостью, тёмные косы, освобождённые от извечного покрывала, щекотали ему грудь, ножны для мужской снасти были узкими, словно у нерожавшей. И полынная горечь цвела на губах, к которым он прильнул напоследок.

Так шло и дальше. Днём Джерен брала от Эдмера и его людей то, что они хотели дать, ночью принимала его семя с мягким равнодушием. Овечье стадо таяло, люди набирались сил.

Наконец, Эдмер решил, что с них довольно. Утром собираться - и в дальнейший путь, искать большое войско.

Однако утро принесло совсем иное. Видимо, его слегка одурманили давешние травы, брошенные в костёр для того, чтобы отбить кизячный дух, или подмешано было нечто хмельное в питьё, но проснулся он уже в разгар боя. Схватил винтовку, бросился к двери, распахнул её, запутался во внешнем войлоке - и застыл в ужасе.

Палатки были порушены, чужие, мощно вооружённые всадники вбивали в прах остатки его жалкого войска. Главарь их (такое узнаёшь с полувзгляда) наблюдал со стороны, сжимая в объятиях Джерен, опоясанную кривой степняцкой саблей. При виде Эдмера он резко обернулся, принимая с плеча и ловчей перехватывая в руке боевой кнут с шариком на конце. Эдмер понял, что выстрелить никак не успеет: выбьют нацеленный ствол, сокрушат запястье - и свинчаткой прямо в висок.

Но Джерен отстранилась от мужчины, положила руку на стан и произнесла несколько слов: громко, весомо и непонятно. Тот улыбнулся ей и проговорил с сильным эроским акцентом:

- Эдинец, ружьё твоё пусто и более не выстрелит. Не хочешь смерти - покорись и живи дальше. Тебя проводят к своим. Твои же солдаты с самого начала были в горсти самой судьбы, потому что шли против великой силы.

- Раз сила ваша такова, зачем вы терпели нас так долго? - отчего-то спросил Эдмер. Главарь только ухмыльнулся:

- Делали вас достойными врагами себе. Ибо нет радости биться с полуживыми. Нет чести - сокрушить подлых: это всего-навсего долг. Истинный враг - не противник наподобие Иблиса. Настоящий враг - почти друг. Его громко вызывают на бой, ему дарят чистую смерть, из отрубленной головы его делают чашу, чтобы на победном пиру поить вином наравне с собой. Но по вине моей милой супруги ты опоздал на праздник. Иди с миром и не смей более нам перечить.