Осень матриарха(СИ)

Владыки, которые овладевали простонародным ремеслом, чаще всего кончали плохо: Людовику Шестнадцатому отрубили голову модернизированной им гильотиной, его предок, что числился под номером тринадцать и был на все руки - столяр, повар, садовод, цирюльник и сверх всего отличный композитор и музыкант - весь свой век пребывал под чужой властью и, надо сказать, поступил мудро. Отвёл беду от себя и ближайшего потомства.

Возможно, Каорен - скрытый владыка. Оддисена далеко не всегда стремится занять малозначимые должности. Высокий пост - маскировка не худшая.

"Ваши пастухи". Эпитет, никем и никогда не прилагаемый к чужакам. Также ни один "аристо" не унизит себя презрением к тому, кто стоит ниже на ступеньках сословной лестницы. Такое делают, чтобы шокировать собеседника и привлечь его внимание. А пастух в роли волка, Пастырь плюс Волк... Ну, мы же все знаем, кто имеется в виду. Люпус ин фабула, полудержавный властелин Лэна, мятежный доман, с которым все то ссорятся, то мирятся, ибо хоть реальной властью не поступается, но и зла безусловного не творит.

"Лекарства". В отличие от еды, в Лэн-Дархане их как раз хватает: все аптеки забиты, перед войной, как и во время самой войны, бытовые хвори отступают. Знал ли Каорен, что его недавняя приятельница страдает чем-то непонятным? В крови не находили ни бациллы, ни вируса. Снимки упрямо показывали чёрное пятно, которое то расширялось, то в момент напряжения всех сил бледнело и съёживалось. Пульсирующий фантом, который почти не отнимал сил и в то же время угрожал именно своей непонятностью. Отступая, от самой хозяйки не отступался. В момент роста мог одеть щёки багрянцем или меловой бледностью, внедрить в мышцы и кости предательскую дрожь. Внутренний климакс...

"Оружейные мастерские". Похоже, не огнестрел, таким опять же в горах не хвалятся. Но какой и, главное, кому есть прок в наше время оттачивать шпаги, ножи и сабли? Оддисене? Разумеется, но не только.

И вновь выплыло: "Вы - самый страшный и непредсказуемый сабельный боец во всей стране. Черпаете силу ниоткуда, когда своя, казалось бы, давно на исходе. Идеально держите равновесие, можете бить из любой позиции, хоть роняя себя наземь. Не соблюдаете писаных правил, если вас не ограничили заранее. Сама смерть".

Так она размышляла и перебирала небрежно брошенные намёки.

А вокруг цвела сирень, дикая роза оплетала кипарисы цепями алых бутонов, изумлённые глаза нарциссов смотрели с растрёпанных клумб. Город дивил ее, как огромный ларец с игрушками, от которого потерян ключ. Крошечные, но все в каменной резьбе домики окраин лезли на склон, будто козы. Сады, низкорослые и ухоженные, стояли все в буйном цвету и переплетении ветвей и лоз. Гранитные стелы с узорными арабскими надписями украшали кладбища, подобные самым прекрасным садам, низкие, в два-три этажа, особняки на богатых улицах выглядели кенотафами былого. Та-Циан заходила в антикварные и ювелирные лавочки, где давно уж ничем не торговали - разве что выставляли для любования. Трубы эроских шелков, каких в равнинных землях и не видывали: прочнее гладкой кожи, гибких, как лайка, однако сплошь затканных серебром и золотом. Вуали, пестроцветные и прозрачные, как дым из курильниц. Перстни, запястья, броши и серьги - груды ярких леденцов в обёртке из фольги: для знатных женщин или пришельцев. Для истинных мужей - холодное оружие со всего Динана: "алмазные" шпаги, похожие на блеск льда при луне, кинжалы -"чёрное жальце", сложенные из пластин разной крепости (посредине - воронёная сталь), чтобы меньше нуждались в заточке. Широкие кархи-гран работы мастера Даррана и кархи-мэл - узкие, изогнутые серпом клинки с амулетом в рукояти, дающим крепость руке: любимицы Керма. Диковинные и диковидные привозные клинки - похвальба Сердца Сердец перед всем светом.

Людей на улицах было никак не меньше, чем в Эрке в мирное время, и много больше, чем в осаждённом Эдинере. Главным образом мужчины всех возрастов. Не профессионалы, но обвешаны оружием чуть более, чем всем им привычно. А ведь именно в Лэне родилось присловье: "Нет кушака, кроме перевязи, нет плаща помимо щита, нет руки без сабельной рукояти".

Носить кобуру или кинжал Та-Циан считала излишним вызовом: чужачку узнавали по повадке, имя угадывали, не заглядывая в паспорт. Охрану брать не хотела: уж тогда и подавно от взглядов не спрячешься. Оттого Каорен прибивался к ней всё чаще, как бы ни был занят служебными делами. Или, возможно, эти дела продолжал.

- Любуетесь нашими красотами? - спросил однажды с улыбкой, полной тончайшего цинизма. - Недаром ваш родственник не пожелал подвезти тяжёлую артиллерию. Кто же устраивает погром в сундуке со своим личным достоянием?