Осень призраков

Гордон изучал лезвие ножа, точно видел его впервые, потом принялся ковыряться им в зубах. Гарольд слушал, невольно затаив дыхание. Пауза затягивалась. Бёрн кривился.

– Конечно, я напорол дури! Горбун не вмешивался, позволяя мне творить свои ошибки. Он рычал от досады, когда я прикладывал черепа к развороченным телам близких, но и пальцем не пошевелил, чтобы оспорить мой выбор. Я знал, что делаю. Горбун подробно посвятил меня в свою сатанинскую мессу. Черепа должны вкусить мертвой плоти, чтобы воскресить ее. Взамен они дают крючья вместо зубов и превращают трупы в охотников. Когда прошел черед моей семьи, горбун хлестнул меня по лицу. «Молодые! – орал он, живое воплощение гнева. – Мужчины! Способные! Убивать!» Мы обошли оставшиеся могилы и выбрали подходящие тела. Я плохо соображал. Волдыри на ладонях лопнули, любое прикосновение к лопате отзывалось болью. Горбун отказался помогать. Я управился ближе к утру. Тела, сваленные в кучу, лежали и тоскливо мычали. Горбун посмотрел на меня. Лишенный опоры и сил, я ревел, глядя, как трясутся руки матери, когда она пыталась прижать к груди дергающиеся головы моих сестер. Лицо горбуна исказилось бешенством, он замахнулся на меня, но что толку? Спихивать гробы в могилы и закапывать их ему пришлось в одиночку.

Гарольд неожиданно бурно закашлялся. Рот наполнился слизью. Пришлось повернуть голову набок, чтобы сплюнуть. Грудь ходила ходуном. Кашель терзал грудь, а та – все остальное тело. Неожиданно остро свело откушенную ногу. Только теперь Гарольд вспомнил о ней, попытался разглядеть, выпростать обрубок из-под одеяла, но у него ничего не вышло. Бёрн молчал, дожидаясь, когда сможет продолжить рассказ.