Осень собак

Отец больше ничего не сказал дочери, только пожал плечами и пошел домой. Недаром их семья считалась интеллигентной. Но он уже точно знал, что проиграл не партию в шахматы, а что-то большее – дочь.

– Я с тобой! – сказала она Кольке на глазах у онемевших соседей. – Пошли отсюда?

– А шахматы? – только и смог произнести он. Кажется, его единственного не потрясла эта сцена. – Я не доиграл…

– Ты выиграл! – твердо ответила Катя. – Выиграл! Остальное – не важно!

И только тут до его мозга, забитого шахматными ходами и комбинациями, дошел смысл происходящего.

– Ты будешь со мной сегодня? – тихо спросил он. – Всю ночь?

– Да!

Он не забывал даже и в этот высокий момент самопожертвования Кати о шахматах и своих соперниках. Обращаясь к ним, громко сказал:

– Остальные партии я сдаю!

Никто не возразил, никто не потребовал доигрывания, все были потрясены и поражены случившимся, необычностью положения и его трагической красотой. Они его уважали – взрослые мужики пацана Кольку, – он всегда играл красиво, мог удивлять не только неожиданными шахматными ходами, но и поступками. Происшедшее сегодня не для всех казалось странным. Это – Колька, кумир и гордость их двора! А кумиру прощается все, даже самое непонятное для окружающих.

И еще долго двор обсуждал, – что же случилось? Рассказывали другим, пытались найти ответ, – все же, что произошло? И у каждого была своя версия происшедшего – от констатации факта, до восхищения. Но никто не осуждал ни его, ни Катю.

Это была удивительная, напоенная неземными ощущениями и ароматами ночь. Они сначала бродили по улицам города, запорошенного первым тополиным пухом. Такого мягкого и легкого пуха он больше никогда не видел у тополей других городов. Они были неподвластны ночи, которая взяла в свои объятия город. Звездам, которые слали им холодный, но благожелательный свет. Дольке бессмысленной луны, которая сделала ночь непроглядно темной. Они наслаждались чистотой Вселенной, и космос словно настроил гармонию их душ и сердец на любовь, запретил злым силам разрушать их идиллию. Они прикоснулись к самой светлой тайне на Земле – любви. Это было действительно так. Даже близкие земные силы – родители Кати – не звали ее в тот вечер домой. Понимали, что их любимая Катюша переступила только ей видимый порог жизни, и не надо запрещать ей жить в новом мире.

Когда потянуло влажной свежестью с рек, а летние ночи в тех местах прохладные, а они были одеты для жаркого летнего дня, то зашли в сарай Матвеевых, где он прикрыл ее старыми одеялами, обнял обеими руками и грел. Они не знали взрослой любви и только целовались – как в кино. Здесь же они поклялись всегда быть вместе, и что никто их никогда не разлучит, что они никогда не будут делать друг другу плохого, даже не будут говорить грубых слов. И тогда же Катя взяла с него честное слово – больше никогда не играть на призы, тем более живые.

Но уже той ночью, видя слезы и самопожертвование Кати, Колька понял, что он совершил что-то некрасивое и подлое в своей короткой жизни, несоответствующее его романтической, тогда еще чистой душе. Он выиграл не главный и бесценный, а самый страшный, последний приз на всю оставшуюся жизнь. Он проиграл себя. И это чувство виноватой ущербности в нем стало расти и расширяться, и тем больше, чем становился он старше. Он осознал, что сделал что-то очень плохое, сломал Катю как человека и личность. После этой ночи Катя полностью подчинялась ему, хотя была старше его более чем на год… и он это видел, но не радовался такой любви. С тех пор униженность человека стала унижать и его. У него была все-таки легкоранимая и честная душа.

С этого вечера он больше не давал сеансов одновременной игры в шахматы. Как ни просили его об этом мужики двора, он им решительно отказывал. Более того, ему вообще больше не хотелось играть в шахматы. Внутренне он понимал, что они являются виной его душевного разлома. Но тогда еще была красивая любовь, которая переполняла его и не давала углубиться чувству вины.

Но вскоре все закончилось. В августе его семья покинула этот приветливый и тихий городок – город его первой любви. Катя, со слезами на глазах, умоляла писать ей письма с нового места жительства, видимо, чувствовала, что их любовь должна закончиться с его отъездом. Он написал ей одно письмо, получил в ответ три. Написал второе – получил в ответ, кажется, пять. Отправил третье – пришло в ответ, наверное, десять. Больше он не писал Кате писем и не пытался побывать в том городе и встретиться с ней. Его душу грыз стыд. Он использовал свои сильные качества для унижения человека.

Два года спустя он пошел работать, потом служил в армии, в боевых частях, учился в вечерней школе. В шахматы практически не играл, как и в карты и другие азартные игры. Если случалось ему в поезде, – а он ездил много, – играть в шахматы, чтобы скоротать время, и против него садился играть пожилой или удрученный жизненными невзгодами человек – он старательно проигрывал ему. От шахмат у него осталась великолепная память и цепкий аналитический ум, а также никому не видимая душевная боль.