«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

Воина кончилась. Японские солдаты, с печатью мрачного отчаяния на лицах, еще более заметного, чем у пленных австралийцев в том далеком 1942 году, направились в лагеря отбывать заключение. Жители Сингапура, старой английской колонии, с облегчением вздохнули и радостно улыбнулись лучам безмятежного и вольного солнца. В этот момент они, казалось, забыли, что жизнь по–прежнему еще очень тяжела, потому что война [105] разрушила все вокруг и им придется жестоко расплачиваться за те ошибки, которые эту войну породили, а настоящий мир придет к ним не сразу, лишь через долгое время.

В страшные дни оккупации на лбу Ша–мэй появились две глубокие морщины, но лицо ее оставалось по–прежнему привлекательным, и, хотя на нем почти не сохранилось красок молодости, большие глаза ее горели манящим огнем. Правда, где–то в самой глубине их затаилась грусть, но блеск говорил о жажде жизни, о том, что невзгоды ее не сломили.

Ша–мэй вспомнила, что от получки у нес остался всего доллар и несколько десятков центов. Да, туго ей придется на следующей неделе. Ну и пусть! Главное, что она сейчас работает, пусть учительницей в начальной школе, но работа эта настоящая, она за нее получает сорок — пятьдесят долларов в месяц. По крайней мере, это лучше, чем сидеть на иждивении у двоюродной сестры, у которой она жила полгода назад, когда на остров вернулись рыжеволосые [106], сразу же отменившие оккупационные банкноты — «пальмовки».

С противоположного берега ветер принес запах гнили. Он спутал длинные волосы Ша–мэй, и одна прядь упала ей на лицо. Ша–мэй остановилась, переложила сверток из правой руки в левую, державшую парусиновую сумку с продуктами, поправила растрепавшиеся волосы и посмотрела туда, где стояла сбитая из досок хижина с островерхой крышей, сверху прикрытой зонтообразными кронами деревьев, которые раскачивались под порывами ветра.

Ее беспокойство усилилось. Она надеялась вернуться пораньше домой, быстро приготовить ужин и сбегать к сестре за ребенком, чтобы до дождя успеть в больницу. Еще утром в школе она прочитала в газете небольшую заметку о том, что в годы войны какой–то врач изобрел замечательное лекарство от чахотки. Автор статейки, всячески расхваливая чудесные свойства снадобья, между прочим сообщал, что в скором времени оно должно появиться в Сингапуре. Счастливая весть! Надо обязательно рассказать А–даю, мужу.

Она быстро преодолела отмель, и ей осталось лишь обогнуть заливчик, за которым находился ее дом. У дверей она с удивлением заметила двоюродную сестру, а рядом с ней своего четырехлетнего сына А–хэя. С тех пор как Ша–мэй устроилась работать в школе, она каждый день отводила мальчика к сестре, которая жила на городской улице. Сестра, обремененная заказами на шитье, приводила ребенка редко и только в исключительных случаях, обычно за ним ходила сама Ша–Мэй.

Сердце Ша–мэй тревожно забилось. «Почему она сама привела малыша? Неужели что–то случилось с А–Даем?» Ей стало страшно, и она невольно замедлила шаги, боясь, что дурное предчувствие подтвердится.

— Мама! Мама! — закричал малыш. Спотыкаясь, он бросился навстречу матери и схватил ее за руку. — Дай конфетку!.. Конфетку хочу!

Подняв сумку повыше, Ша–мэй подбежала к вставшей ей навстречу сестре и сделала приветственный жест рукой. Во взгляде, обращенном к сестре, застыл выражение напряженности, за которой угадывался вопрос: «Почему ты пришла? Что случилось? Ну отвечай же скорей!»

— Заждалась я тебя… Почему ты сегодня так поздно? Есть важная новость. Пойдем в дом! — В голосе сестры слышалось волнение.

Когда они вошли в дом, сестра сказала:

— Сун–шэн вернулся! — голос ее прозвучал торжественно и сурово.

Сказала всего лишь короткую фразу, но Ша–мэй казалось, будто ее ударили тяжелой палкой по голове. В широко раскрытых глазах застыли ужас и удивление.

— Не может быть! — Ша–мэй ушам своим не верила.

— Точно говорю! Он возвратился.

В полдень, когда сестра развешивала белье, кто–то ее позвал. Она вытерла руки и пошла к лестнице. У дверей стоял мужчина с чемоданом в руке. Увидев его, сестра изумилась так же, как сейчас изумилась Ша–мэй.

— Как он мог вернуться? Это невозможно! — Ша–мэй тяжело опустилась на детский стульчик. Ее испуганный взгляд был устремлен на отмель, которую уже заглатывала темнота надвигавшейся ночи. Расплывчатые очертания недостроенного баркаса и свайных хижин, разбросанных за рекой, были сейчас едва заметны. У моста желтели два пятна от газовых фонарей. Ша–мэй даже не заметила, когда их успели зажечь. — Неужели А–дай меня обманул? Он же сказал, что Сун–шэн погиб! — Она ладонью прикрыла рот и заплакала…

Это случилось четыре с лишним года назад. Однажды на рассвете над городом появилась стая японских бомбардировщиков и на узкие улицы упали первые бомбы. А спустя несколько дней вдруг явился А–дай, который вместе с Сун–шэном плавал на одном корабле. Он пришел один, залепленный с головы до ног грязью, и сообщил страшную весть. Едва судно вышло из Гонконга, разразилась война и судно потопили японцы.

— Спаслось всего пятеро, вместе со мной, нас с трудом выловили в море…