— Итак, мы с Чжао в общей сложности получили сто пятьдесят юаней! — прищурившись, процедил У Дуань. — На эту сумму я тебе сейчас и всыплю!
Мудрец схватил его за плечо:
— Погоди, избить его ты всегда успеешь, пусть он расскажет, как было дело. Ну, Оуян, говори!
— Я бедняк, не чета вам, — с жаром начал Оуян Тянь–фэн. — Всегда ем и пью за ваш счет, а отблагодарить не могу. На самом же деле я так признателен вам, что и выразить невозможно! Деньги за спектакль получил я… Поймите, у меня не было другого выхода. Для вас полтораста юаней пустяк, а для меня — целое состояние.
— Черт с ними, с деньгами, но ты опорочил нас! — крикнул У Дуань.
— Именно опорочил! — подхватил Мудрец, стараясь не столько поддержать, сколько утихомирить У Дуаня.
— Успокойтесь, сейчас все объясню. — Оуян по–прежнему улыбался, но уже более кисло. — Делал я что–либо подобное, когда мы учились в университете Прославленной справедливости?
— Нет.
— Отчего же я сейчас так поступил? Ведь мы по–прежнему друзья.
— Тебе это лучше знать! — презрительно фыркнул У Дуань.
_ Ха–ха! Тут–то и закавыка. — Оуян бросил недовольный взгляд на У Дуаня. — Вы оба хотите стать чиновниками, да? И в то же время числитесь активными деятелями студенческих волнений. С такой славой мечтать о государственной службе — пустое дело! Здесь необходим переходный этап, во время которого вы должны научиться стяжательству, взяточничеству, интригам, подлогам — словом, всему тому, за что студенты будут готовы разметать могилы ваших предков, а политики — принять вас как родных. Это не моя выдумка, а факт! Если, к примеру, тебя, старина Чжао, кто–нибудь порекомендует в политические сферы и при этом упомянет, что ты патриот, участвовал в студенческих волнениях и ратуешь за справедливость, ручаюсь, должности ты никогда в жизни не получишь. Если же про тебя скажут, что ты умеешь воровать, хитрить, идти против закона, то я смело поздравлю тебя с блестящей карьерой! Торговец тыквами рекламирует тыквы, торговец финиками — финики, студент кичится вольнодумством, а политик — своей продажностью. Вы все это сами прекрасно знаете и не нуждаетесь в моих объяснениях. Сейчас, когда ваши имена попали в газету, вы обретете новую славу: всем станет ясно, что вы не желаете больше учиться, а мечтаете о государственной службе! Словом, считайте, что вы дали бесплатное объявление в газету, к тому же средства мы действительно собрали немалые, так на кой черт, скажите, отдавать этим бабенкам все деньги? Чтобы они могли покупать сладости, устраивать заседания и перемывать там чужие косточки? Если вы собираетесь их субсидировать, я готов внести свою лепту, но имейте в виду, что они даже спасибо не скажут, а я вам вон сколько хорошего наговорил! Почему же вы так снисходительны к ним и так беспощадны ко мне? Обозлились, даже побить меня хотели.
Пока Оуян произносил эту пламенную речь, Мудрец все время шлепал своими толстыми губами и одобрительно кивал. У Дуань стоял с каменным лицом, но уже готов был расхохотаться. Это не ускользнуло от внимания Оуяна, который с улыбкой продолжал:
— И еще одно. Многие ли из тех, кто занимается сейчас благотворительностью, пренебрегают собственной выгодой? Я таких не знаю! Отчего же другие могут огрести разом и славу, и выгоду, а мы — нет? Слушайтесь меня, и тогда — голову даю на отсечение! — через каких–нибудь полмесяца вас пригласят на службу! Бросайте свои замашки богатых студентов, не то так и останетесь вечными студентами, и тут уж я ничем помочь не смогу! Ради чего идут служить? Ради денег! Служить себе в убыток способны только дураки. Вы можете сказать, что государственная служба приносит славу, но ведь слава неразрывно связана с деньгами и без них просто немыслима. Любой, даже предатель родины, живет совсем неплохо, если он богат. Выгонят его из родной страны — он переедет за границу; не пойдет за него китаянка, он выберет себе заморскую красотку. Слава, деньги и положение — вот тройственная религия [53]
великого человека.— Браво! — завизжал Мудрец, топая ногами.
У Дуань презрительно сплюнул, хотя в душе был вполне согласен с Оуяном.
— Послушай, Чжао, не найдется ли у тебя чего–нибудь выпить? — спросил Оуян.
— Ну и прохвост же ты! — воскликнул Мудрец. — Осталась бутылочка, целую неделю вокруг нее хожу. Но для тебя, моя радость, не пожалею!..