Появился суп, У Дуань хлебнул его и обжегся. Погода стояла жаркая, подогревать суп не было никакой необходимости, но надо же было чем–то занять официанта. Тем временем Оуян, подбоченившись, изучал висевшую на стене рекламу англо–американской табачной компании и напевал арию из столичной оперы.
— Эй, официант, счет! — У Дуань встал, погладил себя по животу и протяжно, со смаком рыгнул. — Запиши все на меня да прибавь еще два мао!
— Опять я ввел тебя в расход? — с лучезарной улыбкой спросил Оуян.
— Подумаешь, стоит ли считаться! — улыбнулся в ответ У Дуань. — Пойдем посмотрим, не вернулся ли старина Чжао.
— Пойдем. Но ведь мы еще не договорили…
— Ладно, в пансионе договорим!
Они шли, беседуя между собой и оживленно жестикулируя, как закадычные друзья, а сердца их становились все холоднее. В пансионе они, не сговариваясь, пошли прямо к третьему номеру, толкнули дверь и увидели, что Мудрец сладко спит. Оуян подергал его за ногу:
— Вставай, старина Чжао!
— Кто это?! Пошел ты к черту! — сквозь сон пробормотал Мудрец.
— Не смей ругаться, а то я тебя стащу с кровати! Не веришь?
— Отстань! Мне жить не хочется, будь я проклят! — буркнул Мудрец и стал тереть глаза, как трут их, просыпаясь, маленькие дети.
— Что у тебя стряслось, старина Чжао, расскажи! — попросил У Дуань.
— Все из–за тебя, почтенный У! Чуть человека не I убил!
Мудрец с унылым видом сел на кровати.
— Какого человека?!
— Да этого старого мерзавца Вэя! Будь у меня с собой пистолет, я застрелил бы его на месте!
Оуян расхохотался.
— Э, да ты, кажется, оплошал?
— Послушай, Оуян, лучше не зли меня, а то я за себя не ручаюсь! Что значит «оплошал»?! — Мудрец даже побледнел от злости.
Оуян Тянь–фэн сразу напустил на себя серьезный вид и присел на кровать, подперев рукой щеку.
— Ничего, старина Чжао! — бодро выпрямившись, произнес У Дуань. — Предположим, один путь отрезан, но ведь есть и другие пути. Нечего считать эту уродину единственной благодетельницей!
Мудрец кивнул, но промолчал.
У Дуань чувствовал себя очень неловко, особенно перед Оуяном, потому что считал и себя в какой–то мере виноватым в провале Мудреца. Оуян же ощущал себя на вершине блаженства, торжествующе поглядывал на У Дуаня, однако делал вид, что утешает Мудреца.
— Ну, что же все–таки произошло, старина Чжао, расскажи! — молил Мудреца У Дуань. — Я найду способ исправить дело!
От огорчения желтое лицо У Дуаня стало совсем темным. Видя, как У Дуань расстроился, Мудрец решил, что молчать больше нельзя.
— Много людей я повидал на свете, но такого мерзавца, как этот старикашка Вэй, встретил впервые! Одна его козлиная бородка чего стоит! Да и вообще он типичный шпион.
у Дуань с готовностью кивнул, а Оуян еле заметно улыбнулся.
— Вы только подумайте, — сжимая кулаки, прохрипел Мудрец, — не успели мы с ним познакомиться и сказать друг другу двух слов, как он затряс своей головенкой и спрашивает: «А вы учились муниципальному делу?..»
— Что же ты ответил?
— «Нет», — говорю. Тогда он заявляет: «Как же вы собираетесь работать в муниципалитете?»
— Вредный старикашка! — захохотал Оуян.
У Дуань в сердцах сплюнул.
— Я возразил: «Не похоже, чтобы все служащие муниципалитета понимали в муниципальном деле». А он говорит — что бы вы думали? — «Да, но муниципалитет пока еще не опустился до такой степени, чтобы принять вас!» Я хотел трахнуть его чашкой по кумполу, чтобы выбить его дрянные мозги, но подумал, что не стоит мараться об эту полудохлую тварь, и ответил: «Я и без муниципалитета отлично проживу, да и вообще не умру с голода без работы!» Сказал и пошел. Старый хрыч потащился было меня провожать, но я даже не оглянулся — пусть хоть сгниет!..
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Когда Мудрец спрашивал У Дуаня: «Где Оуян?». тот холодно отвечал: «Понятия не имею!» Когда он спрашивал Оуяна об У Дуане, Оуян презрительно поджимал губы. Но вот однажды У Дуань шепнул Мудрецу на ухо: «Ты что думаешь? Голову даю на отсечение, что Ван путается с Оуяном!», а Оуян при первом же удобном случае взял Мудреца за руку и доверительным тоном, в котором таилась угроза, произнес: «Если ты будешь волочиться за этой уродиной Вэй, я тебя просто прирежу!»
Когда все трое оказывались вместе, кто–нибудь один (конечно, не Мудрец) под благовидным предлогом норовил улизнуть. Мудрец досадовал, но не знал, что делать. Если ему все–таки удавалось их собрать, они улыбались друг другу и трудно было предположить, что дружба их дала трещину. На самом же деле они ранили друг друга этими улыбками, словно ножами, и Мудрец от этого страдал, не находя слов, чтобы выразить свои мучения.
— Старина Чжао, приглашаю тебя обедать! — сказал У Дуань, улучив момент, когда Оуяна не было в пансионе.
— А Оуян? — спросил Мудрец, но тут же осекся, — Ладно. Куда пойдем?
— Это уж ты сам выбирай — я у тебя в долгу. Порядочные люди приглашают друг друга по очереди. Я, например, не могу вечно есть за чужой счет. Ха–ха–ха!
Мудрец знал, кто «вечно ест за чужой счет», но слышать ему это было еще тягостнее, чем самому прослыть иждивенцем, и он натянуто улыбнулся:
— Пойдем в «Восточное спокойствие»!