– Надин, Молли, живо собирайтесь, нам надо ехать. Мэри, голубушка, спасибо тебе огромное, все было замечательно, в следующий раз ты приезжай к нам, на Форест-Хилл.
– Тебе спасибо, Розали. А когда твой Айк должен вернуться?
– Не знаю точно, может, недели через три, может, через четыре. Мэри, ты по-прежнему уверена, что нам стоит лезть на эту дурацкую башню? Как она называется-то хоть, я опять забыла.
– Вообще-то наша башня называется Сазер-Тауер, но все называют ее Кам-па-ни-ле. Конечно, стоит подняться: с нее такой вид на залив… на город… Вот увидишь, не пожалеешь.
– Мам, ты же нам обещала, что мы поднимемся на башню, обещала ведь, – вмешалась в разговор ее старшенькая, Молли.
Младшая, Надин, молчит, одной рукой уцепилась за подол маминого платья, другой трет глаза.
Свинка у нее, тьфу-тьфу, прошла, но, видно, девчушка еще не совсем оправилась. Светит низкое послеобеденное солнце, и удивительно тепло. Розали жутко, ну просто жутко не хочется куда-то тащиться и лезть на никому не нужную идиотскую башню.
– Слушай, там есть лифт, и потом она отсюда буквально в двух шагах, – подхватывает Мэри, словно мысли ее читает.
– Да ладно, чего уж там, раз решили – значит, решили. Поехали, грузитесь, девки, в машину. Пока, милая, – и, уже захлопывая дверцу автомобиля, Розали посылает своей подруге прощальный воздушный поцелуй.
Семейство Лейзер-Кац, точнее его женская часть, отбывает, чтобы через пять минут припарковаться прямо у знаменитой Сазер-Тауэр, которую, местные жители за сходство с колокольней Святого Марка в Венеции, любовно прозвали Кампаниле.
И вот надо же какое совпадение – у входа в башню мы встречаемся с семейством Тоников в полном составе: Лев Давыдович, Нино Александровна в элегантной каракулевой шубке и их сын Саша. Редкий случай.
Сегодня у Льва Давыдович выходной, он решил показать жене и сыну городок Беркли – место, куда наш дипломат, довольно регулярно ездит по делам. Официально он посещает в Беркли университетскую библиотеку для ознакомления с документами, освещающими русско-американские торговые отношения в XVIII веке. По имеющимся, и не только у нас, подозрениям, советского гражданина Л. Д. Тоника гораздо больше интересует информация о том, что происходит совсем на другом конце Калифорнии, а именно в Лос-Аламосе, в самом сердце атомных изысканий США, и не в XVIII веке, а сейчас.
Подозрения эти пока не подтвердились, как и не подтвердились сообщения о регулярных встречах Льва Давыдовича с его новым другом антифашистом Леоном Фуксом, работающим в Лос-Аламосе и тоже регулярно наведывающимся в Беркли, поэтому оставим эту деликатную тему[79]
и, присоединившись к Льву Давыдовичу, предложим всем интересующимся начать знакомство с Беркли с посещения смотровой башни с романтическим именем Кампаниле.Лев Давыдович покупает входные билеты, и наша троица направляется к лифту. Саша в лифт не заходит, он предпочитает подниматься по лестнице.
– Посмотрим еще, кто из нас будет первым наверху.
– Ты с ума сошел, их же сколько, ступенек-то.
– A я через две…
– Подождите, пожалуйста, – к Тоникам-старшим в лифт втискиваются миниатюрная женщина с двумя девочками.
– Надин, Молли, держитесь за руки и не отходите от меня, – женщина поднимает голову и вежливо добавляет, обращаясь к мужчине, придержавшему дверцы лифта: – Большое спасибо.
– Пожалуйста, проходите, – галантно отвечает Лев Давыдович и поворачивается лицом к жене.
Все-таки что за удивительное место эта Калифорния, какой здесь фантастический климат! Вчера еще шел снег – гуляя с Розали в парке, мы промерзли до костей, а сегодня солнце так и жарит, прозрачный воздух синеет к горизонту, и отсюда, с верхотуры, открывается такой вид… Обалдеть! Вон там – Сан-Франциско, там – залив, поодаль виднеется Голден-Гейт-Бридж – мост Золотые Ворота… А где же оушен-океан, где наш Форест-Хилл, где моя Розали? А вот она, летит нам навстречу – сухонькая, похожая на сильно постаревшую шагаловскую невесту, и летит она не по двинско-пинско-витебскому небу, а по калифорнийскому, А вот и сам маэстро – весь скукожился от времени и стал похож на печеное яблоко. «Марик, комиссар, как поживаешь? Правду говорят, что ты почти ослеп, но все еще продолжаешь малевать своих летающих по небу бородатых козлов и перезрелых невест в муслиновых платьях…» Что? Как? Постойте. Что вы сказали? Шагал умер? Неужели? Да не может этого быть – гении не умирают… А у Саши-то, оказывается, обыкновенный Phimosis.
Ближе к вечеру, когда Тоники, радостно возбужденные увиденным в этом симпатичном городке, будут сидеть в поезде, везущем их домой, Нино Александровна, как бы ненароком, спросит у сына:
– Что эта была за женщина? Она еще нарочно платок уронила, чтобы ты его поднял.
– Какая женщина? Какой платок? Ах та,