Осень в Калифорнии

– Господи, какой же он еще ребенок, – вздохнула Розали, снимая перед зеркалом шляпку.

Домой Саша возвращался пешком. Каждый раз, расставшись со своей любимой, он начинал комплексовать: он не то сделал, не то сказал или не сделал того, что должен был непременно сделать. Постепенно к нему приходила уверенность, что все кончено и он больше никогда не увидит свою Розали, и он ужасно переживал.

А ведь после двух недель утомительных прогулок по холмам, сидения в киношках и нескольких скромных ужинов – Саша с Розали все еще не переспали.

Ну и что с того, что парень все еще сохраняет свое целомудрие. А каково Розали?..

* * *

На сегодняшнее свидание Розали принесла письмо, которое она, ни слова не говоря, достала из розового конверта и протянула Саше. В письме мистер А. Кац объявлял жене о своем возвращении домой ровно через две недели. Заботливый муж писал: «Мой приезд без сомнения осчастливит мою дорогую крошку». Далее он скромно сообщал о том, что ему удалось сделать великолепную карьеру (а как могло быть иначе), и слал всяческие пожелания нашим сладким девочкам.

Не придумав ничего лучшего, Розали предложила Саше рвануть на три дня на популярный горнолыжный курорт на озере Тахо. Если верить крикливой газетной рекламе, шестичасовая поездка по неширокой дороге от Сан-Франциско до Тахо-Сити обещала быть сплошным удовольствием.

Позвольте, а деньги? Откуда у этой парочки деньги на поездку? Ведь им едва хватало на посещение недорогих кинотеатров? Жизнь – не голливудский фильм, в котором с героями сплошь и рядом происходят всякие приятные сюрпризы.

Да, история их разворачивается не в Голливуде, а в самом что ни на есть реальном логове капитализма, где каждый кует свою судьбу соответственно с полученными на входе в жизнь способностями и где, в принципе, все возможно. А что если Саша внезапно взял да и разбогател – допустим, демонстрируя свои фокусы, при этом рекламу ему делала Розали. Ну пусть не разбогател, а хотя бы заработал некую сумму денег, достаточную для того, чтобы обеспечить своей возлюбленной два-три дня дольче вита или того, что под таковой понимает средний американец.

Розали тоже не ударила в грязь лицом: она сделала то, чего не делала уже год, а именно позвонила своему папочке и попросила его одолжить ей сто долларов, чтобы устроить своему мужу достойную встречу. После того как их отец бросил семью и ушел жить к очередной Мане, на которой он опять грозился жениться, дети частично бойкотировали своего любвеобильного папашу. Как бы там ни было, звонок дочери растрогал старого минского, двинского или пинского гешефтмахера и ловеласа, который с ходу выписал ей чек, и не на сто, а на все двести долларов; он даже предложил Розали покатать ее на своем новом «бьюике».

Деньги Розали взяла. Часть из них она потратила на лыжный костюм для Саши и шерстяную шапочку с помпончиком. Предложение покататься на машине она после некоторого колебания отклонила.

Отъезд был намечен на ближайшую пятницу. Саша сообщил все еще пребывающим в неведении родителям о том, что их колледж организует трехдневную поездку в Сан-Диего и что не участвовать в этой поездке ему никак невозможно.

Розали договорилась с Мэри о замене: одну пятницу она прогуливает, зато потом она подменит ее во вторник. Роль бебиситтера взяла на себя молодая мексиканка, слегка беременная (кто их там разберет: они все время беременные), симпатичная и почти не говорящая по-английски. Розали позвонила сестре и нейтрализовала ее возможное вторжение на свою территорию обычной ложью: она сообщила, что едет с детьми на три дня в Элэй (как они именуют Лос-Анджелес), и спросила, что ей оттуда привезти. К четвегу у беглецов все было готово.

Часть вторая

Глава первая

Розали опаздывает. Она поставила чемоданы около двери, ведущей в гараж, и быстро поднялась в детскую.

Девочки (одной – пять, другой – семь) не спят; спрятавшись под одеялами, они подглядывают за вбежавшей в комнату мамой. Жизнь в семье отчима дается детям нелегко – отсюда некая настороженность в их поведении, но Розали с такой ласковой и безоглядной страстью начинает покрывать малышек поцелуями, что те, завизжав, выскакивают из кроваток и виснут на ней, крича:

– Мамочка, не уезжай, ну пожалуйста, останься с нами, не уезжай! Пожалуйста, пожалуйста…

– Сладенькие мои, дорогие, ну не могу я. Я уже пообещала дедушке (что она опять придумала?), что поеду с ним на ярмарку. Я буду звонить вам каждый день… два раза в день… Соледад, она такая хорошая, она вас так любит (а мы ее?)… Я скоро вернусь, обещайте мне, что будете себя хорошо вести, не плачьте, мои умницы. Я люблю вас, бай.

Выйдя из комнаты, Розали скатывается по лестнице, грузит чемоданы в машину и выезжает из гаража. Еще не отъехав от дома, женщина оглядывается: ей вслед молча смотрит симпатичная скульптурная группка, слегка беременная Соледад, а по бокам две заплаканные девчушки в ночных рубашонках.