Осень в Пекине. Рассказы

Не выдержав обрушившегося на него счастья, Оливье задохнулся и начал дышать, как человек, которого душат,— единственное, чего ему не хватало для полного сходства, так это смеха палача.

Понемногу он взял себя в руки, снова преодолев робость. Он слегка придвинул свою руку к руке Жаклин, сидевшей напротив,— и сразу же вырос в своем представлении на полголовы.

Птицы под грабами шумели не меньше ослов и бросались крошками хлеба и камешками. Это веселое окружение вскружило Оливье голову — и та пошла кругом.

— Вы туда надолго? — задал он новый вопрос.

— Я думаю провести там все каникулы,— ответила Жаклин с улыбкой более чем волнующей.

Оливье подвинул руку еще ближе к девушке, и от пульсации крови в его артериях слегка задрожало золотистое вино в одном из стаканчиков, а когда биение крови вошло с ним в резонанс, стаканчик не выдержал и лопнул.

Оливье снова набрался смелости и продолжил:

— Вы едете к родственникам?

— Нет,— ответила Жаклин,— я остановлюсь в отеле "Альбигоец", неподалеку от вокзала.

Он присмотрелся и увидел, что волосы у нее вовсе не такие темные, особенно в лучах солнца, как сейчас, а маленькие веснушки на руках, загорелых от частого пребывания на воздухе — от этого еще не то бывает,— будоражили его, и Оливье покраснел.

Наконец, собрав все мужество, которое он зажал в левый кулак, оставшейся рукой Оливье накрыл ближайшую к нему ладошку Жаклин — какую именно, смельчак не знал, поскольку вся она спряталась под его громадной лапищей.

Сердце Оливье стучало так громко, что он даже спросил: "Кто там?", но сам заметил: Жаклин руки не отняла.

Вот тогда распустились все цветы, а окрестности наполнились чудеснейшей из мелодий. Это Майор исполнял Девятую симфонию в сопровождении хора. Он принес известие: автомобиль исправен.

III

Они проехали Клермон, и теперь машина тарахтела между двумя рядами электрических столбов, наполнявших воздух превосходнейшим ароматом озона.

За Клермоном Оливье нацелился точно на Орильяк. Сейчас у него не было надобности менять траекторию движения, руль не нуждался более в его правой руке, и рука Жаклин снова была в ней.

Майор с наслаждением вдыхал упоительный аромат столбов, нос он держал по ветру, а пса на коленях. Напевая печальный блюз, он пытался вычислять в уме, сколько дней он сможет прожить в Каркассоне, имея двадцать два франка.

Нужно было поделить двадцать два на четыреста шестьдесят. В конце концов у него разболелась голова, и результат перестал его интересовать. В итоге Майор принял простое решение: прожить месяц в лучшем отеле города.

Один и тот же ветер щекотал ноздри Майора, развевал локоны Жаклин и охлаждал пылающие виски разволновавшегося Оливье. Переводя взгляд от зеркальца, он видел рядом со своей правой ногой прекрасные, из кожи еще живой ящерицы, туфельки Жаклин с золотой застежкой, стягивавшей рот рептилии, чтобы не слышно было ни звука. Очертания ее точеных икр янтарного цвета рельефно выделялись на фоне светлой кожаной обивки переднего сиденья, кожу на котором пора уже было заменить: она была в клочки порвана, так как, устраиваясь поудобнее, Жаклин все время меняла позы, но Оливье это нисколько не волновало — ведь это будет память о ней.

Дороге теперь приходилось прилагать немало усилий, чтобы держаться прямо под колесами машины. При выезде из Клермона Оливье сделал настолько точный прицел на Орильяк, что свернуть хотя бы немного в сторону было делом невозможным. При любом незначительном отклонении руль поворачивался на несколько градусов и заставлял дорогу возвращаться в заданное положение ценой невероятных усилий — доходило до судорог. Она вернулась в исходное положение лишь поздней ночью, чрезмерно растянутая, вся измотанная, вследствие чего имели место частые столкновения.

Сначала они проехали Орильяк, затем Родез, и наконец перед взорами путешественников предстали рубежи тропической Оверни. На картах эта местность обозначена как Лангедок, но геологи не могут ошибаться.

За Орильяком Оливье и Жаклин пересели назад, а Майор и пес взялись вести машину. Одним поворотом разводного ключа Майор вернул зеркальце в прежнее положение — теперь он мог, не отвлекаясь, отдаться изучению преодолеваемого пути.

Пейзажи тропической Оверни исчезли с наступлением ночи, но снова почти тотчас же появились — пес включил фары.

За час до Каркассона было только двенадцать, но когда они въехали в Каркассон, был уже час.

Номера для Жаклин и Оливье были забронированы давно, а Майор в сопровождении пса счел весьма удобным приостановиться в постели одной из горничных отеля, а затем и в самой горничной. Так он и остался там и уснул в тепле. Он решил поменять номер завтра, выбрав его с особенной тщательностью.

IV

К завтраку они собрались вместе, за круглым столом. Пес сидел под ним на равном удалении от каждого из путешественников и стал в результате своеобразной средней ножкой этого стола.

Одно движение Майора — и из ножки он снова превратился в пса. Майор направился в сад при отеле, и пес последовал за ним, виляя хвостом и лая из вежливости. Майор насвистывал стомп и протирал монокль.