Осень в Пекине. Рассказы

Хозяйка квартиры прильнула к нему, дыхание у нее было учащенное. На какое-то мгновение он почувствовал себя просто созданным для этого проклятого тумана.

— Но послушайте, мадам Панюш,— умолял он,— мы ведь не животные. Если это возбуждающий туман, то нужно как-то сдерживать себя.

— Ох, ох! — воскликнула мадам Панюш дрожащим голосом и положила руки туда, куда следовало, с чрезвычайной точностью.

— Мне все равно,— сказал Орвер с достоинством.— Выпутывайтесь, как знаете, сам я делать ничего не буду.

— Хорошо,— пробормотала хозяйка квартиры, нисколько не смутившись,— мсье Лерон более любезен, чем вы. С вами нужно делать всю работу самой.

— Послушайте,— сказал Орвер,— я только проснулся, можно сказать, не поднялся... Я еще не привык...

— Сейчас я вас подниму,— успокоила его хозяйка.

Потом произошли события, на которые лучше набросить накидку, как нищету на бедный мир, как накидку на Ноя, как вуаль Танит на Саламбо.

Орвер вышел из комнаты хозяйки квартиры порезвевшим. На улице он насторожился. Чего не было слышно, как прежде, так это автомобилей. Но повсюду распевали песни. Со всех сторон доносился смех.

Несколько опрометчиво он вышел на дорогу. Уши его еще не привыкли к звуковому горизонту такой глубины, он еще немного терялся. Орвер заметил, что думал теперь вслух.

— Боже мой,— сказал он.— Возбуждающий туман!

Как видно, характер его размышлений мало изменился. Но нужно поставить себя на место человека, который спит одиннадцать дней подряд, просыпается в обстановке полной невидимости и вдруг познает, что его толстенная развалина-хозяйка преобразилась в острогрудую, соблазнительную Валькирию, жадную Цирцею из пещеры непредвиденных удовольствий.

— Худую! — добавил вслух Орвер.

Заметив внезапно, что он стоит на самой середине улицы, Орвер испугался и отступил к стене дома, вдоль которой и продолжал двигаться еще метров сто. Так он добрался до булочной. Усвоенные правила гигиены обязывали его что-нибудь съесть после такой физической нагрузки, и он вошел в булочную купить хлебец.

В лавке стоял шум.

Орвер не был человеком с предубеждениями, но когда понял, чего требовали от каждого клиента булочница и от каждой клиентки булочник, то почувствовал, что волосы на голове зашевелились.

— Слушай ты, корч, если я даю хлеб за два ливра,— говорила булочница,— то имею право требовать соответствующего размера.

— Но, мадам,— протестовал дрожащим голосом старичок, в котором Орвер признал мсье Кюрепипа, органиста с конца набережной,— но, мадам...

— А еще играете на органе! Там ведь трубы есть! — сказала булочница.— Есть с чем сравнивать...

Мсье Кюрепип засмущался.

— Я вам отправлю свой орган,— гордо ответил он и направился к выходу.

У Орвера от услышанного сперло дыхание.

— Следующий! — прокричала булочница.

— Я хотел бы хлеба,— еле выговорил Орвер, поглаживая живот.

— Хлеб за четыре ливра для мсье Лятюиля! — заорала булочница.

— Нет! Нет! — взвыл Орвер.— Маленький хлебец!

— Рыло! — завопила булочница и обратилась к мужу: — Послушай, Люсьен, займись им, это его чему-нибудь научит.

У Орвера снова зашевелились на голове волосы, и он понесся прочь изо всех сил. Угодил в самую витрину. Та устояла.

Найдя выход, он оказался наконец на улице. Оргия в булочной продолжалась. Подмастерье возился с детьми.

— Ну, черт! — бурчал Орвер.— А если я хочу выбирать? С такой пастью, как у этой булочницы...

И тогда он вспомнил о булочной, что находилась за мостом. Там булочнице семнадцать лет, взгляд у нее умилительный, а какой замечательный носит она передник — маленький, гофрированный... быть может, на ней теперь только он один и остался...

Орвер быстро зашагал к булочной. Трижды он натыкался на сплетенные тела и каждый раз удивлялся увиденным комбинациям. В одном случае он насчитал не менее пяти человек.

— О, Рим! — шептал он.— Оргии! О!

Он почесал голову: в результате того, что он налетел на витрину, у него вздулась шишка размером с голубиное яйцо. И ускорил шаг: мысль о возможном сопернике с лучшим параметром подстегивала его.

Желая скорее приблизиться к цели, Орвер старался достичь домов — дальше он уже будет двигаться на ощупь. По фанерному листу, благодаря которому сохраняло жизнь одно из треснувших стекол, он различил витрину антикварного магазина. До булочной оставалось два дома.

И на полном ходу он налетел на неподвижное тело, стоявшее к нему спиной. Орвер вскрикнул.

— Не толкайтесь,— услышал он грубый голос,— и постарайтесь найти способ поскорее достать эту штуковину... м-м... из моих ног, иначе я вам пасть замурую!..

— Но... э... что вы себе позволяете...— возмутился Орвер и тут же свернул налево, подальше от греха. Второй шок.

— И что вам надо? — услышал он другой мужской голос.

— В очередь хочу встать, как все люди.

В ответ он услышал хохот.

— Я что-нибудь не так сказал? — спросил Орвер.

— Вы, конечно, пришли к Нелли? — услышал он третий голос.

— Да,— пробормотал Орвер.

— Хорошо, становитесь. Будете шестьдесят первым.

Орвер уже не мог ничего сказать. Он был сокрушен.

Он ушел, так и не узнав, был ли на ней маленький гофрированный передник.