Осень женщины. Голубая герцогиня

Часть третья

I

С наступлением осени город полон такой тонкой прелести, чисто парижского осеннего сезона, что с первого же взгляда заставляет забыть приезжего все, что он видел в других местах и втягивает его во вкус лихорадочной жизни Парижа. Это ясные утра с веселой озабоченностью прохожих и экипажей в залитых матовым светом улицах; слегка влажные дни, когда чуть заметный ветерок, не отрывая колышет последнюю листву городских деревьев. Но особенно хороши вечера, красноватые сумерки, медленно спускающиеся с неба, даже после того, как замигают газовые рожки, еще не освещая тротуаров.

В такой светлый, медленный вечер карета увозила со станции Северной железной дороги на Ваграмскую площадь m-mе Сюржер и Жана Эскье, выехавшего ее встретить. Когда Жюли заметила за балюстрадой платформы высокую фигуру банкира и не увидала около него Клары, неопределенное спокойствие, нс покидавшее ее, помимо ее воли, после клятвы Мориса, сразу рассеялось. Первая фраза, которую она произнесла, пожимая руку Эскье, была:

- А Клара? Почему ее нет здесь?

Эскье с грустью рассказал, что с некоторых пор тревожное настроение, недомогание и раздражение, в которые Клара впала после отъезда Жюли, по-видимому усилились.

- Она почти не спит, нервы расстроены… по временам я замечаю слезы, которые она хочет от меня скрыть. Ах, у меня много горя, друг мой!

Жюли ничего не ответила. Что сказать? Едва она рассталась с Морисом и вот снова неприятности посыпались на нее… Она не хотела слушать голоса своей совести, но он упорно нашептывал ей укоры: «Если Клара больна, если Эскье страдает, то это из-за тебя!»

- Кто ее лечит? - произнесла она.

- Домье, понятно, бывает каждый день… И потом, у нас в доме нет недостатка в докторах. Сейчас будет консилиум об Антуане… Домье пригласил Родена и Фредера.

Антуан! Это правда, она забыла его, этого умирающего, к которому приехала.

- Вы с трудом узнаете его, - сказал Эскье, - до такой степени его изменила болезнь. У него совсем седые волосы, более седые, чем у меня. Он имеет вид восьмидесятилетнего старика.

Жюли, покачиваясь от движения кареты, бесшумно катившейся теперь мимо бульвара Малерб, как в тумане слышала слова Эскье. Она остановилась мыслью на муже.

«Антуан умирает… Почему я не чувствую огорчения? Он никогда не относился ко мне дурно. Уже очень давно я не была несчастна из-за него». Но тотчас же в ней воскресло воспоминание прошлого. «Он женился на мне, вот зло, которое он мне сделал»…

Эти воспоминания надрывали ей душу, она чувствовала, что несмотря на все, несмотря на свою волю, несмотря на жалость к умирающему, в ней жило что-то такое, что она никогда не может простить ее мужу, никогда, никогда!…

Она пожелала узнать подробности о том, как его перевезли в Париж.

- Мы получили телеграмму третьего дня вечером, - ответил Эскье, - она ничего не объясняла, как та, которую я вам тотчас же послал; в ней говорилось только, что так как больного еще можно перевести, то думают отправить его в Париж, к его жене. Антуан приехал в четверг, в десять часов утра, с Хело и молодым доктором люксембургцем, который немедленно уехал обратно.

- Заметил ли он мое отсутствие?

- Я думаю, что он не заметил даже нашего присутствия, ни своего путешествия, ни приезда в Париж. Вооружитесь храбростью, вы скоро увидите перед собой поистине грустное зрелище.

Жюли перевела разговор.

- А Клара, - спросила она, - что говорит о ней Домье?

- О, Клара даже не лежит… она, вероятно, выйдет на крыльцо дома, чтобы встретить вас. Ее болезнь не принадлежит к известному разряду болезней, ей нет названья и потому еще труднее найти лекарство. «Деревня, свежий воздух, упражнения», говорит Роден. А Домье говорит: «замужество» Они оба правы. Но Клара не хочет оставлять Парижа; с ней делаются нервные припадки, когда касаются этого вопроса… А замужество…

Он умолк. Жюли спросила с некоторым, стеснением:

- Разве де Рие?…

- Да, он тут, каждый день… Он превосходно относится к нам. Вы понимаете, что один дома, с умирающим и с больной, я бы не справился… Он приходил и утром и вечером… Он сам ездил к Родену, который не всякого возьмется лечить. Поверите ли, что третьего дня он всю ночь продежурил около Антуана?

- Это чудное сердце, - прошептала m-mе Сюржер. - Надо бы поторопить этот брак.

Она не могла удержаться от дрожи, произнося эти слова. Преданная нежность этой бедной женщины делала ее эгоисткой в эту минуту, у нее не хватало храбрости даже на эгоизм.

- Я думаю, - сказал Эскье, - что этот брак никогда не состоится.

Жюли опустила голову. Она услышала свои собственные мысли из уст Эскье. «Никогда… этот брак никогда не состоится… В таком случае, за кого же она выйдет?…» Она не смела произнести имени, стоявшего в ее уме, также как и в уме банкира. «Нет, нет! - думала она. - Я не хочу, я не хочу!» Весь оставшийся в ней запас энергии поднялся в ней для самозащиты. «Я буду бороться; я хочу его сохранить… Я хочу, чтобы он был счастлив со мной».