Осень женщины. Голубая герцогиня

Вот и верьте после этого эстетическим теориям. Все эти книги написаны по совершенно различным принципам искусства. По ним можно проследить историю изменчивой моды. Ни одно из них не искренно, в глубоком значении этого слова, а всем им присущ в одинаковой степени оттенок человеческой истины, который у этого столь своевольного писателя является как бы бессознательным даром. Тот же дар выказал он и тогда, когда, боясь наскучить читателю романами, принялся писать драматические произведения. Он написал «Адель», которая произвела фурор на сцене французской комедии, «Побежденную», пользовавшуюся таким же успехом в Одеоне, а теперь я узнал из газет о новом торжестве его в театре Водевиль, доставленном ему его комедией под загадочным названием «Голубая Герцогиня».

Заметьте, мы вместе с ним были в классе риторики, следовательно, все это множество произведений, около десяти томов романов, два тома повестей, сборников стихов, три драматических произведения - появились менее, чем в шестнадцать лет. А Жак находил еще время пользоваться жизнью при такой работе. Он имел любовниц и совершил необходимые путешествия, позволяющие ему писать в своих произведениях, не прибегая для этого ко лжи, фразы в стиле Шатобриана: «Когда я срывал анемоны на лужайках виллы Памфилы…», или «и я тоже молился в стенах Акрополя…» или еще: «Как тот бык, которого я видел сгибающим колени в предсмертной агонии в цирке Севильи…», я цитирую на память.

Кроме того, он поддерживал связи, составил себе состояние! И он остался весел, сохранил аппетит, какой был у него в школе, где мы вместе учились. Я в этом убедился еще раз в тот вечер, когда машинально согласился обедать за его столом, несмотря на мою скрытую антипатию, порабощенный той жизнерадостностью, которая сказывается во всех его движениях. Не успели мы сесть, как он спросил меня:

- Какое вино ты предпочитаешь, шампанское или бургонское? Оба здесь хороши…

- Я думаю удовольствоваться водою Vals, - отвечал я.

- Так у тебя желудок нехорош, - перебил он смеясь, - а я не чувствую своего. Так шампанского, extra dru, - для меня и воды Vals - для них, - продолжал он, обращаясь к метрдотелю.

Его эгоизм в том отношении удобен, что он никогда не противоречит чужим капризам, как не допускает противоречия своим.

Затем, прочитав меню, он сказал: - Я все одобряю, а ты? - И не дожидаясь моего ответа спросил: - Видел ты мою пьесу в Водевиле? Что ты о ней думаешь? Не правда ли, я ничего лучше этого не написал?

- Ты знаешь, - несколько смущенно возразил я, - я почти не хожу в театры!

- Вот и чудесно! - продолжал он, делая привычный ему в хорошем расположении духа жест. - Я беру тебя с собой сегодня вечером. Я узнаю твое первое впечатление. Ты будешь откровенен?… Ты увидишь, в ней нет духа скорби, как в «Адели», ни двух или трех тирад красноречия, как в «Побежденной»… Но если желаешь достичь успеха, надо следовать принципу: всегда обманывать ожидания; никогда, никогда не повторять… Те, что упрекали меня в недостатке ума и в незнании моего ремесла, хе-хе, должны были прикусить язычок… Ты меня знаешь, я всегда открыто говорю, что думаю. Когда я издал «Нежные оттенки» в прошлом году, ты помнишь, я тебя встретил тогда и говорил тебе: «Не стоит читать эту книгу», «Голубая герцогиня» другое дело. Впрочем, публика разделяет мое мнение. Вчера было пять тысяч сбору, а у нас уже шестьдесят седьмое представление.

- Откуда ты берешь свои названия? - спросил я.

- Как, - вскричал он, - ты, живописец, задаешь мне подобный вопрос? Ты, значит, не имеешь понятия о «Голубом мальчике» Гэнсборо в Уэстминстерской галерее в Лондоне. В моей пьесе героиней является женщина, которую один из своих собратьев, более тебя знакомый с английскими произведениями, изобразил в гармонии голубых тонов, как написан мальчик Гэнсборо. Так как женщина эта - герцогиня, то за ней осталось в ее кругу прозвище «Маленькой Голубой Герцогини» из-за этого портрета. Вот и все… Не правда ли, это напоминает Ватто, Пампадур и щегольские праздники? Голубая Герцогиня!

- Есть люди, которые посылают в Лондон стирать белье. А ты, ты начинаешь теперь заимствовать там свои словечки, - перебил я его.

- Ты говоришь точно рецензент, - продолжал он смеясь.

Вот еще черта, доказывающая его тщеславие: это чувство удовольствия от эпиграммы, если она направлена на него и не очень зла.

- Ну, уж и хлесткие рецензии писались о «Голубой Герцогине»! Очень хотелось им заставить меня поплатиться за «Адель» и «Побежденную». Но я был спокоен с моим умением владеть диалогом и с маленькой Фавье!…

- Кто это, маленькая Фавье? - спросил я.

- Как, - вскричал он, - ты не знаешь маленькой Фавье?… И это невежество имеет претензию жить в Париже!… Впрочем, я не осуждаю тебя за то, что ты не посещаешь театров. Судя по тому, что в них дается… Давно пора было нам, молодым, внести немного своего…

- Все это не объясняет мне, кто такая маленькая Фавье, - настаивал я.