Так как с дамами они войти в ресторан не решались, то недалеко от одной деревни двое юношей откомандированы были за провизией. Они вернулись с хлебом и сыром, пивными бутылками и стаканами, и компания весело расположилась под открытым небом, девушки резали хлеб и разливали пиво, и выглядели празднично и радостно в своих светлых летних платьях. Эмиль, проведший весь день на ногах и без обеда, с голодным рвением накинулся на еду и был веселее всех остальных. Но на этом первом празднике его самостоятельной жизни ему пришлось на собственном опыте убедиться в том, что не все приятное полезно, и что тело его еще не созрело в полной мере для мужских утех. Он позорно опьянел после третьего или четвертого стакана, и на обратном пути в Лахштетен плелся под покровительством своего приятеля, мучимый стыдом и раскаянием. С грустью распростился он вечером с Францем и поручил ему передать поклон товарищам и милым девушкам, которых ему не удалось больше увидеть. Франц Ремпис великодушно подарил ему железнодорожный билет и, глядя из окна вагона на красивый летний пейзаж, в закатных, празднично-ярких лучах, Эмиль испытывал отрезвление от возврата к работе и привычной жизни, и ему казалось, что лучше было бы, если бы можно было день этот вовсе вычеркнуть из жизни. Но четыре дня спустя он от чистого сердца писал своему приятелю:
«Дорогой друг!
Считаю долгом опять выразить тебе мою благодарность по поводу минувшего воскресения. Искренне сожалею о случившейся со мной неприятной истории и надеюсь, что она не испортила тебе и дамам прекрасного праздника. Ты чрезвычайно обяжешь меня, если передашь фрейлейн Эмме мой привет и просьбу извинить меня за этот несчастный случай. Вместе с тем, я очень желал бы знать, какие у тебя виды на фрейлейн Эмму, так как не могу скрыть, что она мне нравится и что я не прочь в будущем сделать ей при случае серьезное предложение. Прошу сохранить это в строжайшей тайне, и остаюсь с сердечным приветом, преданный тебе Эмиль Кольб».
На это Франц написал, что поклон передал, и что члены клуба рады будут вновь увидеть у себя Эмиля. Прошло лето, друзья за все эти месяцы виделись один только раз, в деревне Вальценбах, находившейся на полпути между Лахштетеном и Герберсау и назначенной Эмилем местом встречи. Но истинной радости в этой встрече не было, так как Эмиль только и мог говорить, что о фрейлейн Эмме, а Франц упорно избегал ответов на его вопросы, оттого, что с того воскресенья он сам остановил свое внимание на этой девице и старался вытеснить своего приятеля из ее сердца. Начал он с поступка неблаговидного, разрушил созданную Эмилем легенду и безо всякой пощады рассказал всю правду про незнатное его происхождение. Но Эмма холодно отвергла его ухаживание, отчасти из-за этого предательства, отчасти из-за его заячьей губы, которая ей не нравилась. Эмиль, однако, этого не узнал. И старые друзья сидели друг против друга, молчаливые и разочарованные. И, расставаясь вечером, чувствовали оба, что вряд ли в ближайшее время повторят подобную встречу.
Меж тем, Эмиль, хотя и не снискал большого к себе расположения в конторе братьев Дрейс, сумел, однако, стать полезным и заслужить доверие настолько, что осенью, с повышением старшего конторщика и назначением нового, хозяева не нашли никакой причины тому, чтобы отступить от старой традиции, и поручили юноше так-называемую разменную кассу. Ему отвели стол, и передали ему книжку и кассу, плоский ящичек из зеленой проволоки, в котором разложены были монеты, а над ними листы почтовых марок. Юноша, достигший своих давнишних планов и мечтаний, в первое время с величайшей добросовестностью распоряжался несколькими грошами доверенной ему кассы. Долгие месяца лелеял он мысль о том, чтобы черпать из этого источника, но, очутившись подле него, ни одного пфеннига себе не брал. Причиной этой честности был отчасти страх, отчасти благоразумное предположение, что на первых порах за ним особо будут присматривать. Но вернее всего, его останавливало и удерживало от проступка осознание возложенной на него ответственности и чувство внутренней удовлетворенности. За собственным столом в конторе и в качестве распорядителя наличными деньгами Эмиль чувствовал себя на одном уровне со взрослыми и уважаемыми людьми и благоговейно упивался своим положением, а на вновь поступившего младшего конторщика смотрел свысока и с сожалением. Но если было что-то, что могло удержать слабого юношу от зла, то было и другое, что в один из дней напомнило ему о его недобрых намерениях.