Осенью. Пешком

Несколько дней спустя Ван-Флиссен поехал к своим друзьям в Тироль, Рейхардт поехал с ним, и купил в живописной южной долине фруктовый сад и небольшой ветхий домик, на виноградной горе, в который решил тотчас же переехать, чтобы начать свою новую жизнь. На нем было простое платье из серого сукна, такое же как на голландце, и в этом же костюме он поехал обратно в Мюнхен, чтобы собрать свои вещи и распроститься. Судя по долгому отсутствию Рейхардта Агнесса поняла, что ее попытка спасти его оказалась безуспешной. Гордую девушку удручала мысль о том, что она теряла этого человека и связанные с ним надежды, но еще больше страдало ее самолюбие от осознания того, что она ради какого-то шарлатана отвергнута Бертольдом, которому она, наплевав на свою гордость всегда шла навстречу. И когда ей доложили о приходе Бертольда Рейхардта, у нее было желание вовсе не принимать его, но она преодолела свое раздражение, и без надежды на что-либо, но с любопытством вышла к нему. Мать была простужена и лежала в другой комнате. Агнесса с удивлением смотрела на человека, за которого она так долго боролась. И он стоял перед ней немного смущенный и странно изменившийся. Он был одет в такую же одежду, как Ван-Флиссен, жилет и брюки из войлочного сукна, и вместо туго-накрахмаленного белья – сорочку из сурового холста с широким мягким воротником. Агнесса, видавшая его только в черном сюртуке, или модном выходном костюме, с минуту разочарованно и изумленно смотрела на него, затем предложила ему сесть и сказала с легким оттенком насмешки:

– Вы изменились, доктор.

Он вынужденно улыбнулся и ответил:

– Конечно, и вы знаете также, что означает эта перемена. Я пришел проститься, так как на днях переезжаю в мое имение в Тироле.

– У вас поместье в Тироле? Я не знала.

– О, только небольшой дом, сад и виноградник, и принадлежит все это мне только неделю. Вы были так добры ко мне, интересовались моей судьбой и намерениями, и я считаю себя обязанным дать вам отчет в моих действиях. Или я не должен больше рассчитывать на это милое участие?

Агнесса Вейнланд сдвинула брови и взглянула на него.

– Ваша судьба, – тихо и отчетливо сказала она, – интересовала меня до тех пор, пока я могла принимать в ней какое-либо деятельное участие. Сегодняшние же ваши намерения начать толстовский образ жизни, к сожалению, очень мало меня интересуют.

– Не будьте слишком строги! – умоляюще сказал он. Что бы вы ни думали обо мне, я никогда вас не забуду, и я надеюсь всем сердцем, что вы простите меня за то, что я делаю сейчас, когда вполне поймете меня.

– О, мне нечего прощать вам.

Бертольд подался вперед и тихо спросил:

– А если бы… при добром обоюдном желании, не думаете ли вы, что вы могли бы пойти вместе со мною по этой дороге?

Она встала и спокойно ответила:

– Нет, доктор Рейхардт, не думаю. Желаю вам всяческих благ. И хочу вас уверить, что при всей моей бедности я вовсе не так несчастна, чтобы отважиться на путь, ведущий из нормальной жизни в никуда.

И вспыхнув вдруг, она резко выкрикнула:

– Идите, пожалуйста, своей дорогой! Уходите!

И гневным жестом сделала ему знак уйти, что он и сделал изумленный и огорченный. И она при звуке его затихавших на лестнице шагов испытывала такое же, как и он, горькое, безнадежное чувство, что из-за их глупости гибнет что-то прекрасное и драгоценное.

Глава пятая

Теперь только начались страдания Бертольда Рейхардта. На первых порах все шло неплохо. Когда он вставал рано утром с постели, которую сам себе застилал, в маленькое окошко его спальни глядела тихая в утреннем свете долина. Из самого низменного ее края выплывало яркое солнце. День начинался приятной и занятной работой начинающего отшельника, умыванием или даже купанием в колодезной воде, разведением огня в каменном очаге, уборкой комнаты, кипячением молока и завтраком. Затем, каждый день неизменно, в один и тот же час приходил из деревни его новый наставник и учитель – крестьянин Ксаверий. С ним Бертольд приступал к работе, в хорошую погоду, на открытом воздухе, в плохую – в дровяном сарае или в доме. Трудолюбиво учился он под руководством крестьянина обращаться с важнейшими хозяйственными орудиями, доить и кормить коз, копать землю, подрезать фруктовые деревья, чинить садовую ограду, колоть дрова, вязать хворост, если же было холодно и пасмурно, то конопатить в доме стены и окна, вязать корзины и бечеву, стругать рукоятки для заступов, и тому подобное. Во время работы Ксаверий благодушно курил свою деревянную трубку и, окруженный клубами дыма, развлекал Рейхардта всевозможными историями из крестьянской жизни. Когда он уходил и Бертольд разводил огонь в примитивной печи нарубленными им самим дровами и принимался кипятить молоко в слишком большом для этого подвесном котле, он чувствовал себя настоящим Робинзоном. Это доставляло ему такую радость, которую он не испытывал с детских лет, и ему казалось, что это и есть предвестник желанного душевного спасения.