Осенний август

– Да ладно вам… Вы помешаны на свободе, потому что у мужчин она всегда была от рождения, но при этом как раз преклоняетесь не перед хранительницами очага, а перед женщинами, сметающими стены. Внешне вы клеймите их почем зря, но втайне недоумеваете, что это вообще такое и каким образом обыкновенная забитая женщина взобралась на вершину… Преодолевая мнение каждого плешивого критика. Вам не интересно быть с женщиной, которая сидит дома и целый день лепит пельмени. Вы делаете вид, что таков ваш идеал, что такова история, но на самом деле вы ждете женщину, которая придет и встряхнет вас.

– Ты хочешь сказать, что мужчина и женщина должны бороться?

– Все люди должны бороться. И с собой, и с другими, – выдала воодушевленная Вера. Давно у нее не возникало таких приливов энергии. – Противоборство и вас вдохновляет.

– Я не знаю, как оно вдохновляет тебя, но мне дома хочется отдохнуть, – отозвался Ярослав.

– Так станет скучно через неделю. Я часто обращала внимание, что только никчемные и вообще смешные мужчины требуют от своих жен послушания. Наше послушание было вам залогом вашей абсолютной власти и давало обманчивую уверенность, что вы можете быть хозяевами, не прибегая к усилиям со своей стороны. А это ой как удобно.

Вера победоносно повела бровью. Мужчины, даже становясь друзьями, так и остались для нее неразгаданными и опасными существами. Их нужно было разгадать и приручить для собственной безопасности.

– Как ни странно, – сказал Ярослав, – но твоя тарабарщина имеет зачатки здравого смысла.

– Я и не рассчитывала на более лестную похвалу от такого строгого критика.

В ярости попытки справедливости Вера разошлась и начала испытывать упоение собственной силой. Она стала такой, какой видел ее Артур.

– Мы боролись о борьбе, – рассмеялась Вера.

Матвея охватило восторженное возбуждение от ее бойкого и точного ответа.

– Скорее, упрямились об упрямстве, – вставил он, блаженно улыбаясь и елозя ладонью по полу.

Артур только переводил глаза с одного на другую, к собственной радости почти не чувствуя такой изученный страх страшащего одиночества. Такой болтливый наедине с ней, он мигом замыкался, стоило Вере завести серьезный разговор с кем-то другим, сдавшись без единого слова несогласия.

Матвей, знавший, сколько раз Вера, плача от неуверенности и страха, просила его сделать что-то за нее, тактично молчал перед этим нежданным бенефисом жены.

В то лето гости думали, что Матвей немного под каблуком у Веры. Но лишь эти двое – странная, заговоренная пара с чудовищными вариациями отношений и взаимных притираний, знали, как она нуждалась в нем и как была не уверена в жизни без него. С Матвеем она была легка, с радостью пошлила и вообще вела себя без всякой натуги. Внешне она пережила то, что случилось с родителями, сестрой и их совместным прошлым, но лишь Матвей видел ее ночные слезы усталости и скорби. Порой Вера вообще не воспринимала его как отдельного человека, он был чем-то вроде бесплотных образов, существующих в ее голове с незапамятных времен, поэтому по отношению к Матвею у нее вовсе не существовало границ дозволенного. Она уже не помнила жизни без него и не способна была ее вести. Вся ее любовь к одиночеству разбивалась о неспособность тянуть быт, делать его основой своего существования.

Верин смех пропитал гостиную в такт скрывающемуся и холодеющему солнцу. Она смеялась облегчению, что игра, которую она затеяла, кончилась удачно и никто не обижен. Раньше она спорила в основном с женщинами – Полиной и гимназистками, и те обижались ежеминутно. Она чувствовала себя как на минном поле. Постепенно Вера привыкла, что само ее существование уже кому-то неугодно, и с возрастом стала спокойнее – окружающие никогда не были удовлетворены до конца и вечно о чем-то бурчали.

Она ошиблась. Двое из трех оскорбились неприкрытой критикой их коалиции, но Ярослав не решился идти против хозяев дома, а Артур боялся лезть в конфликты. Возможно, поначалу они и хотели увидеть Веру беззащитной девочкой, украшающей их мужские вечера и подающей печенье к чаю. Но что-то в самой ее сути, в устойчивости зрачков отвращало от этого заблуждения.

16

Часто возникающих за пределами гостеприимных стен женщин мужчины этого лета не приводили с собой то ли из опасения, что те недостаточно хороши, то ли в убеждении, что одна женщина не вытерпит другую, хотя это совершенно не отвечало Вериному характеру. А, учитывая обаяние Матвея и мрачную притягательность Ярослава, каждый вполне мог опасаться еще и конкуренции.

– Разговоры о «женщинах» и «мужчинах» сводятся к комментарию о каком-то человеке определенного пола, которого вы притянули сами и который играл в вашей жизни значительную роль и чем-то обидел. Это не претензия на объективность.

– Да брось. Градаций и делений людей может быть великое множество. И никакое не будет полностью верным, – парировал Матвей в своей излюбленной манере всезнающего философа.

– Я это прекрасно понимаю, – отозвалась Вера с раздражением. – Но сейчас именно такое настроение, и я верю в то, что говорю.

– Верить мало. Фанатики тоже верят.