Осенний август

Поперек Веры что-то стало. То, что они были наедине так близко, давило, сковывало движения. При этом взволнованная радость бросалась в щеки.

– Ты правда думала, что мужчина может спокойно смотреть на красивую женщину?

Вера вылупила глаза, но это проглотила темнота. Она действительно так думала. В ее представлении всегда сначала возникала симпатия, а потом уже как довесок шло желание.

– Неужели не может?

– Может быть… Не знаю.

– Зачем тогда говорить?

– Люди говорят многое.

– Особенно то, что не нужно.

– Не нужно?

Вера почувствовала в его словах желанный подтекст, но опасалась ошибиться и поставить себя в уязвимое положение.

– Почему ты так упрощаешь мужчин?

– А почему ты их романтизируешь? Ты думаешь, эта чушь, написанная в прошлом веке, отражает нашу суть? Она написана для женщин.

– Но она написана вами.

– Редкими мечтателями.

– Значит это все же зависит не от пола.

– Никогда не понимал этого твоего качества, – с досадным вздохом отозвался Ярослав, поднимая вверх подбородок. – Что бы ты не взялась обсуждать, выйдет философия. Как насчет того, чтобы просто пожить?

– Это не интересно.

Вера была взволнована тем, что он вообще имеет о ней какое-то суждение. Она часто ощущала себя в глазах других невидимкой, пока они не доказывали обратное.

Она специально тщательно одевалась в тот вечер. Совсем как в прежние времена, только без деталей, которых просто не было в шкатулках и комодах. На заработанные статьей о летнем детском лагере деньги она купила себе легкий сатин и сшила платье своими руками – благо, в гимназии этому обучали. А она тогда смеялась над патриархальными замашками руководства, вторя Поле… Мастерские по пошиву одежды были ей не по карману теперь, особенно с этим снятым дачным домиком. Раньше Вера смеялась над буржуазной потребностью превратить даже обеспеченных женщин в прислугу, но теперь именно это послужило ей – в прислугу женщин охотнее превращала бедность. Платье было не из скатерти и не старьем с плеча какой-нибудь низложенной княжны, оно было новым – такая роскошь осталась почти недосягаема. И Вера чувствовала себя в нем не меньше, чем царицей Савской, демонстрирующей богатство своей страны своенравному Соломону.

Вера встала лицом к зеркалу и вместе со своей обнаженной спиной, облитой красным материалом, увидела повторение Ярослава вместе со своим. Она не могла избавиться от ощущения, что обязана Ярославу. И никак не могла отплатить ему, чтобы развязать этот изматывающий узел привязанности.

Почему-то смотреть на отражение Ярослава было не так страшно, как на него в упор. Она вызывающе ощупывала его без всякого страха, и он от удивления растерялся. В тот момент оба смутно распознали, что равны в сформированности и эгоизме, и это существенно усложнит дело. Она не привыкла лицемерить. И сдерживать себя ей надоело. Это вообще не принято было у них в то лето – они вдоволь кричали, размахивали руками и не сковывали себя особенно жестокими нормами. После прилизанного царского детства это казалось свежим глотком.

Вера даже отсюда чувствовала его пьянящий запах. Она хотела закричать на него, сорваться с места и исчезнуть, никогда больше не видя никого из них… Или хотела, наконец, прикоснуться к этому выточенному лицу, сзади обнять живот и почувствовать напор тела сильнее ее. Но она никак не попадала на вакантное место в его душе. Может, он опасался Матвея, на что Вера недоумевала – ведь все они дружно издевались над царским консерватизмом и мнимой добродетелью. Это, пожалуй, было единственным, что по-настоящему их объединяло.

Она попрощалась и пошла наверх, пройдя совсем рядом, будто знала, как кипит его кровь при мысли о ее спине, не стесненной тканью. Представляя, как после он стоит, опершись ладонями о стену, она испытала удовлетворение, почти злорадное чувство сытости, хотя повсеместно ее преследовала как раз какая-то апельсиновая жажда.

20

Следующий вечер разбил ее метания – Матвей, бродящий по даче как сомнамбула и даже не пытающийся разогнуться с утра, но уже начинающий громко и излишне говорить, на ее осторожные расспросы, кто у них будет сегодня, охотно сообщил, что никого. Потому что Ярослав и компания отбыли на Ладожское озеро рыбачить. Звали и его, но он что-то не в духе.

Вера была взбешена. Не столько крахом любовных предчувствий – это бы она перетерпела. Но то, что ей пренебрегли, предпочтя скучнейшую мужскую компанию, было невыносимо.

Она спокойно слушала о его успехах, его женщинах. Она лишь хотела получить доказательства своей власти над ним или хотя бы восхищение, на которое он был так скуп.