Осенний светлый день

В истории Русского Устья много необычного и даже загадочного. Ведь долгие годы, пожалуй целое столетие, прожили русскоустьинцы не только в отрыве от родины, в тиши и уединении, но и в полной безвестности. И лишь в сороковых годах семнадцатого века они были совершенно случайно обнаружены казачьим отрядом, двинувшимся из Якутского острога в поисках новой землицы.

Долог был путь отряда на восток через бескрайность и неизвестность, и каково же, видимо, было удивление казаков, когда, одолев не одну тысячу верст, углубившись в неведомые земли, они увидели русские рубленые избы, услышали русскую речь.

Здесь надо снова обратиться к Зензинову.

«Много косвенных данных подтверждают, по-видимому, предание в той его части, где говорится, что предки теперешних верхоянских мещан (так в свое время именовались русскоустьинцы. — А. Г.) пришли из России северным морским путем, а не обычным путем через Якутск, как вообще все русское население Якутской области. На это указывают старинные особенности языка (XVI—XVII вв.) и многие сохранившиеся русские обычаи, давно исчезнувшие среди остального русского населения области, их песни и былины, а главное, их необыкновенная национальная устойчивость.

На Индигирке русские живут столетия — живут, окруженные сплошным кольцом из якутов, юкагиров, ламутов, тунгусов, чукчей, — и тем не менее они сумели сохранить русский тип лица, русский язык, русские обычаи».

И вот они, наши первые знакомства в Полярном. Щербачков Виктор Петрович. Худощавый, легкий, некрупного роста. Исполняющий обязанности председателя исполкома сельского Совета. Коренной русскоустьинец.

Караченцев Валентин Николаевич. Крепкий, подтянутый, подвижный. Заведующий торговым кустом. Из приезжих. Живет здесь около десяти лет. Приехал из южных краев, но вот освоился. И освоился до такой степени, что несколько лет работал штатным охотником, имел собачью упряжку.

Вижу, как наши новые знакомые с любопытством, хотя и тщательно это скрывают, посматривают на Валентина Распутина: интересно посмотреть вблизи живого писателя, книги которого читали и фильмы по его книгам видели.

Самолет, на котором мы прилетели, не шибко долго задержался: не успели из его чрева выбраться прибывшие в Полярный, как деловито и буднично, словно в маршрутное такси, в него стали забираться пассажиры, и вот уже самолет заревел мотором, затрясся, заскользил по льду Индигирки и его лыжи оторвались от взлетной полосы.

Самолет улетел, на «аэродроме» делать стало нечего, и мы не спеша потянулись к невидимому с реки поселку. Конец марта, а снег под ногами морозно скрипит, белый-белый снег, пропитанный солнечным светом; снег слепит, заставляет щуриться.

По ступенькам, вырубленным в снегу и земле, поднялись на крутой, почти отвесный берег реки, а вот он — поселок. Здесь стоило остановиться, осмотреться — ведь сюда стремилась душа последние годы — и мы остановились.

Даже не верится, что поселок стоит на самом краю обитаемой земли, далеко за Полярным кругом. Вот если бы не слепящая светом голая тундра. А так дома, по крайней мере новые дома, как в каком-нибудь леспромхозовском поселке: типовые, примелькавшиеся, серийные, без так называемых архитектурных излишеств. Маленькое крылечко, дощатые сени, прямоугольники окон без всяких там наличников и прочих «эстетических глупостей», шиферные крыши. Типовая школа. Котельная. Цистерны с горючим — питание для котельной. Трубы теплоцентрали, разбегающиеся к домам, зашиты в теплоизоляционные короба из дерева и старых металлических бочек: в вечную мерзлоту трубы не закопаешь.

Ближе к обрывистому берегу Индигирки стоят дома индивидуальные, традиционного северного типа: невысокие, с плоской крышей, с маленькими оконцами, с маленькой дверью, открывающейся вовнутрь и в которую можно войти, лишь хорошо поклонившись дому.

И еще — примета Севера — собаки. Упряжки крупных собак, сидящие на привязи.

С первой собакой мы познакомились еще на «аэродроме»: к Валентину Караченцеву подошел рослый пес в лохматой и пушистой шубе. Валентин потрепал псу загривок.

— Соседский пес. Но ко мне привык. Щенок еще совсем.

А каким же этот щенок тогда великаном вырастет? Пес принял ласку спокойно, даже сурово, не оскалился в улыбке, не мотнул хвостом: он, похоже, уже не считал себя щенком. Жизнь на Севере приучает к сдержанности.

* * *