Ошибись, милуя

— Уверен, брат Огородов, и тебя хочу в этом уверить. Видишь ли, ведь большая часть человечества занята добыванием хлеба, одежды, строит жилье, прокладывает дороги, рожает детей, пишет книги, музыку, историю, ученые трактаты. И есть малая часть, не способная ни к какому труду, которая рождается с единой волей повелевать и на пути к власти не останавливается ни перед чем. Возьмем, к примеру, обычных смертных, да и нас с тобой в том числе. Мы из сомнений, в поисках истины, раздумьях, мечемся между добром и злом, страдаем сами и сострадаем другим. Мы вот, — Сабанов вытянул руку с открытой ладонью, — а они отроду крепко стиснутый кулак. А кулаком, как известно, поданной руки не пожмешь. И ничего нам с ними не сделать, так как эта жуткая стая лишена всякой морали и живет и табунится по звериным законам: кто не с ними, тот против них. Вот он, царство ему небесное, — Сабанов указал на голые доски. — Ну какие у него взгляды. Боже ты мой, да татарин из Мамаевой орды и тот небось цель имел — набить тороки награбленным, завладеть красивой бабой. А этот родился и умер с двумя словами: ненавижу и уничтожу. Эх, Сеня, Сеня, как и что ни говори, а Россия пробудилась и, промыв свои очи холодной утренней водицей, разглядит, что нужно ей и что вредно. За вековую ночь много накопилось в нашем доме всякой всячины. Ведь кого только у нас нет! И террористы, и социалисты-революционеры, и монархисты, и анархисты, и черносотенцы, и, наконец, самые оголтелые, самые злобные — ницшеанцы, породившие Гвоздевых. Все это злые силы, с которыми рано или поздно придется столкнуться. И мы не боимся их. Пусть мы с тобой, Сеня, многого не понимаем, не умеем заглянуть далеко вперед, но мы не одиноки и призыв России слышим ясно. Здесь я верю слову Горького. К сожалению, друг Огородов, мы индивидуалисты, мы пока разобщены и рискуем каждый день подпасть под силу оголтелых. Это истина.

— Но где же выход? — воскликнул Огородов.

— Вот-вот, Огородов, этого вопроса я и ждал от тебя. Эх ты, Огородов, Огородов, крестьянская ты душа. Стало быть, ищешь? Аха? Дай-то бог. Вот говорим об этих оголтелых. Они сильны, Огородов, своей спайкой до тех пор, пока действуют в темной среде. Освободиться от их назойливого и пагубного влияния можно только тогда, когда мы перестанем игнорировать человеческую личность, когда мы выведем ее из-под влияния мелкой опеки и разрушим ее восточное спокойствие. Россия, Огородов, — страна многоземельная, крестьянский класс самый многочисленный, это основа нашего народа, а смотрим мы на него — да и сам на себя он смотрит, — как на предмет. Столетия крепостного права приучили нас именно так смотреть на мужика, который веками был объектом мероприятий чужой власти, объектом без воли, без имуществ, без права думать о наилучшем устройстве своей жизни, но и без обязанностей заботиться самому о себе, без обязанностей жить не одной данной минутой, а заглядывать далеко вперед. Приученный долгим состоянием «в крепости» — за помещиком, казной, уделом, монастырем, он пассивно относится к своим человеческим потребностям и по сию пору, легко подпадает под стороннее влияние, легко верит в призрак, нарисованный лживыми пророками. Пора же наконец всем нам понять, что в основе правового государства лежит личность свободная, энергичная, самостоятельная, а личность эту можно получить только в итоге предоставления ей права собственности, присущего ей. Я верю, что как только русский человек осознает свою личность, признает за собою право гордой самостоятельности, он обретет чувства гражданина, потребность самому устраивать свою жизнь и станет надежной опорой государства. А ведь теперь наш народ, ей-ей, походит на ребенка, которого со всех сторон опекают, о котором думают и заботятся другие, но конечно же не из любви к нему — о чем он догадывается, — а из прямой корысти. Ему не позволяют выйти из общины, дабы он не впал в нищету, не позволяют жить своей семьей, дабы не слабел его патриархальный дом, ему не позволяют вести свое общественное дело, так как он, видите ли, не понимает своих интересов, — земский начальник понимает их куда лучше! Пока, Огородов, ребенка водят на помочах — он не упадет, но и ходить не научится.