Ошибка каскадера

— А вот это уже не вам решать, — твердо заявил Земцов. — Я сам в кино работаю. Фильмы ставлю и играю в них. Так что немного разбираюсь.

— Я знаю, — быстро вставила Алена. — Я два ваших фильма видела.

— Ну и как?

— Здорово! Особенно «Три дня». Я даже два раза посмотрела.

— Уже появился в прокате третий — «Ноктюрн».

— Да? А я в магазине не видела. Но приеду домой — обязательно куплю.

— Его еще нет на диске. А вы откуда приехали? — спросил Земцов.

— Из Америки.

— Я помню, ваша бабушка мне в прошлый раз говорила, но я позабыл. Память, знаете… Старею.

— Да ладно вам! Вы прекрасно выглядите. А в кино так вообще… — уже даже восторженно сказала Алена.

И действительно, как только Земцов заговорил с ней, его лицо сразу преобразилось, в глазах появился блеск, они стали живыми, да и сам он весь как-то оживился, собрался и стал походить на того — экранного.

— Ладно, мы как-то ушли в сторону. Знаете что, давайте мы с вами одну штуку проделаем. Вы сыграете небольшой этюд, а я посмотрю. Вы когда-нибудь на сцене были? Ну, в школьной самодеятельности, например?

— Нет.

— Не беда. Сделаем так. Вы сейчас выйдете из комнаты, закроете за собой дверь. Когда будете за дверью, представьте себе, что вы потеряли какой-нибудь важный предмет: кошелек с деньгами, записку от влюбленного мальчика, в общем, что-нибудь вам очень дорогое, ценное. Вы должны будете вернуться в комнату и начать искать этот предмет. Я вас не тороплю, можете готовиться за дверью сколько угодно. Главное — настройте себя на ощущение потери и возможной беды, связанной с ней, если вы предмет не найдете. Хотите попробовать?

— Хочу, — ответила Алена.

— Отлично. Вы только не стесняйтесь. Вы должны забыть, что я здесь. Перед вами пустая комната, и в ней вы и предмет, который вы ищете. И все.

Алена кивнула головой, вышла и закрыла за собой дверь. Сердце у нее стучало так сильно, что она боялась, как бы не услышал Земцов. Зачем-то она пошла по квартире, открывая все двери. Туалет, ванная, кухня. На кухне она остановилась, задумалась. Представила, что ищет письмо от мамы, ее последнее. Она стала открывать дверцы шкафчика; перебирать посуду; наклонилась вниз, открыла нижние створки буфета, посмотрела там; потом направилась в другую комнату — это был кабинет Земцова. Она стала перебирать бумаги на столе, все время думая о мамином письме. Она уже действительно начала верить, что ищет именно это письмо. Она уже не просто перебирала бумаги на столе, она лихорадочно рылась в них; затем она бросилась к книжному шкафу и стала вытаскивать книги, пролистывать их, ставить на место. Она делала это все быстрее, уже даже лихорадочно; она почувствовала на глазах слезы и, не обращая внимания на оставленный ею хаос в кабинете, выбежала из него и со слезами на глазах, с такой же лихорадочностью и даже с остервенением стала проделывать то же самое в комнате, где в кресле с интересом наблюдал за ней Земцов. Наконец она остановилась и в изнеможении села на диван, согнутой в локте рукой утерла слезы и виновато улыбнулась Земцову.

— Молодец! Большой молодец! Алена, поверьте мне. У вас есть способности, да я бы сказал — даже талант. Поверьте, я не делаю вам комплименты. У вас идет все изнутри; то, что вы сейчас сыграли, вы проживали это, вы вжились в образ. А теперь слушайте, что я вам советую. Мой очень близкий знакомый, Эпштейн Григорий Исаевич, преподает в театральном. Покажитесь ему — я с ним договорюсь. Тут только одна загвоздка — нужно российское гражданство.

— У меня оно есть. Мне мама, когда я только родилась, через русский консулат в Нью-Йорке сделала.

— Прекрасно. А как у вас с русским? Говорите вы прекрасно, без всякого акцента, а читать и писать можете?

— Могу. Мама с бабушкой со мной только по-русски говорили. И читать научили, и писать. У меня русские друзья, мы говорим по-русски.

— И вы думаете, что сможете сдать экзамены?

— Подготовлюсь и сдам.

— Тогда я сейчас позвоню Эпштейну. Как я говорил, он преподает в театральном, а его сын — мой самый близкий друг еще со школьной скамьи. Григорий Исаевич попросит вас что-нибудь прочесть. Вы знаете что-нибудь наизусть? — спросил Земцов.

— По-русски — нет, — покачала головой Алена.

— Не беда. Я вам дам с собой томик Лермонтова. Выберите себе что-нибудь наиболее эмоциональное. Подождите меня. Я пойду в кабинет, позвоню Григорию Исаевичу и принесу вам книжку.

— Хорошо.

Земцов вышел. Алена откинулась на спинку кресла и, рассматривая белый потолок, словно отыскивая на нем невидимые узоры, пыталась разобраться в только что прошедшем разговоре. Из всего водоворота мыслей, которые затягивали ее, словно в воронку, она могла вытянуть лишь одну, яркую и объемную: она может стать актрисой!