Ошибка каскадера

Через две недели они с бабушкой улетали домой. О своем разговоре с Земцовым, об этюде, который она сыграла ему, о встрече с Эпштейном, о том, что тот твердо сказал ей, что у нее есть способности и она должна, даже обязана поступать в театральный, она бабушке ничего не сказала. «Еще успеется. Да и я еще ничего окончательно не решила, — откинувшись в самолетном кресле, размышляла Алена. — Да что я сама с собой-то играю — конечно, я буду поступать в театральный. Правда, если я поступлю, а потом устроюсь на работу, то должна буду навсегда остаться в России. А это ужасно. Я люблю Америку, это мой дом. И хотя я говорю по-русски, читаю по-русски, но думаю я по-английски. А это определяет, кто я! Но как быть с бабушкой?! У нее воспоминания о Ленинграде, о России связаны с моим отцом, которого она настолько ненавидит, что и в смерти моей мамы тоже обвиняет его. И вместе с тем и сама бабушка, и мама, пока была жива, да все их окружение всегда оставались евреями — выходцами из России; и отношения в семье тоже были еврейскими: очень близкими, очень требовательными и очень хрупкими. Но бабушка меня очень любит и пойдет на все, лишь бы мне было хорошо. И в Россию со мной поедет. Но, кто ее знает, может и заупрямиться. Она такая! Но, скорее всего, бабушка после многих разговоров и криков согласится. Она всегда под конец соглашалась со мной, как бы мы ни спорили. Да, я же совсем забыла своих друзей, которых я очень люблю и с которыми тоже придется навсегда расстаться. В общем, проблемы, проблемы… Но зато какое меня ожидает будущее! А с проблемами я разберусь. Не маленькая!»

* * *

Алена с бабушкой жили в Джерси-Сити, втором по величине городе в штате Нью-Джерси, расположившемся на побережье реки Гудзон, прямо напротив Манхэттена. До смерти мамы, которая работала медсестрой в больнице и очень хорошо зарабатывала, они с ней жили в Хобокене — маленьком городке по соседству с Джерси-Сити. Небольшой Хобокен в отличие от большого Джерси-Сити был заселен в основном людьми среднего класса и выше и считался одним из наиболее обеспеченных городов в Нью-Джерси. Бабушка Алены получала государственное пособие и поэтому жила в Джерси-Сити, в одном из домов для малоимущих, где основную часть ренты платило государство. В этом доме проживало много русскоговорящих семейств. Заселяться в этот дом эмигранты (тогда они считались беженцами) из СССР начали в конце семидесятых годов после договора об эмиграции между СССР и США.

После смерти мамы Алена переехала жить к бабушке, но продолжала ездить на автобусе в свою старою школу в Хобокен, где уровень преподавания был намного выше. В школе у нее, конечно, были друзья, но основной своей компанией она считала русских ребят, живших в бабушкином доме. Их с мамой собственную квартиру в Хобокене бабушка продавать не стала.

— Твое приданое, — гордо объявила она Алене.

— Бабуля, не смеши! В Америке не дают приданого, — рассмеялась Алена.

— А у тебя будет.

Квартиру бабушка стала сдавать, но делала она это каким-то довольно хитрым и запутанным путем, не понятным Алене, потому что, получая государственное пособие, собственную квартиру бабушка иметь не имела права. Плата за аренду квартиры была довольно приличной, и они с бабушкой в деньгах не нуждались.

Наступила долгожданная встреча Нового года. Это был самый любимый праздник не только Алены и ее друзей, но и всего русскоговорящего мира на нашей уже делающейся тесной планете. И столы повсюду накрывались одинаковые, правда, с небольшими отклонениями на кулинарные различия страны, их приютившей.

Новый год отмечали у Алены. Бабушка предоставила им квартиру, а сама пошла встречать к их соседу Борису Анатольевичу Левкину, или Бориске, как его звала недолюбливающая его Алена. Компания была небольшая, так что приготовлением закусок девочки себя не очень утруждали: сели с мальчиками в пару машин и поехали в русский магазин на Брайтон-Бич.

Выпив, как положено, за уходящий год и встретив громким «Ура-а-а!» новый, 2006 год, ребята с шумом и стремительностью стали поглощать еду и балагурить.

— Listen guys! (Послушайте, ребята!) Хотите, я открою вам глаза на мир? — с набитым ртом и хитрыми глазами спросил Маркуша, студент первого курса нью-йоркского университета Фордам, водивший такси по выходным.

— Давай, не томи душу! — потребовала Катя, лучшая подруга Алены.

— Вот вы задумывались, как нью-йоркские таксисты писают в Манхэттене, где нельзя даже на пару минут остановиться и сделать свои дела? — Маркуша был от себя в восторге.

Сидящие за столом дружно и громко расхохотались.

— Чего вы ржете?! Это по делу вопрос, — поддержал Маркушу его близкий друг Сеня. — Вчера даже в New York Times об этом черкнули.