В Берлине Август снял им двухкомнатный номер в одном из самых дорогих отелей города «Отель Адлон Кемпинский», где на время кинофестиваля останавливались звезды мирового кино. Тамара отнеслась к роскоши номера так, словно в более дешевых номерах она никогда и не останавливалась. Не утруждая себя осмотром комнат и ванной, она сразу принялась распаковывать чемоданы, с удовлетворением рассматривая каждую вынутую вещь. Сначала она пыталась привлечь внимание Андрея, но, увидев его полное безразличие, махнула на него рукой и обратилась к своему единственному союзнику — зеркалу.
Пообедав в гостиничном ресторане, Тамара настояла, чтобы они зашли в бар, но для этого ей надо было зайти в номер и переодеться.
— Зачем? Чем это платье плохо? — спросил Андрей.
— Потому что для бара у меня есть специальное коктейльное платье.
— Значит, для этого мы идем в бар? Показать твое платье. Логично.
В небольшом баре царил полумрак и тихо играла джазовая музыка. Они сели за столик и заказали два бокала вина.
— Посмотри, — наклонившись к Андрею, Тамара кивнула в сторону стойки бара, — это, кажется, Депардье.
За барной стойкой, с трудом умещаясь на высоком барном стуле, сидел громоздкий мужчина с длинными светлыми волосами.
— Похоже, — ответил Андрей.
Тут мужчина развернулся на стуле лицом к залу, и они увидели, что это действительно был Жерар Депардье. Он стал медленно оглядывать полутемный зал бара и, остановив свой взгляд на Тамаре, долго и пристально рассматривал ее, затем, увидев, что Тамара с восхищением на него смотрит, он, улыбаясь во все лицо, приветственно поднял бокал в ее сторону. Тамара решила, что сейчас потеряет сознание.
— Ты видел, как он на меня смотрит? — прошептала она Андрею. — Сам Депардье! Мне же никто не поверит. Боже мой!
— Не бойся, я подтвержу, — улыбнулся Андрей.
Депардье, глотнув из своего бокала, еще раз улыбнулся Тамаре и опять развернулся лицом к стойке. Тамара от неожиданности растерялась.
— Какой же он все-таки жирный, — придя в себя, с презрением сказала Тамара и вместе со стулом демонстративно повернулась спиной к жирному французу.
— Ну что ты хочешь, Депардье все-таки, — сочувственно сказал Андрей.
Настроение у Тамары испортилось, но ненадолго. Во-первых, она разумно подумала, что не мог же Депардье ее клеить прямо при живом муже, во-вторых, она была единственная женщина в баре, на которую он обратил внимание. А это что-то стоит! Ну и, конечно, все это ерунда перед тем, что предстоит завтра. Красная дорожка и церемония награждения.
На следующий день с утра пошел снег. «Ну, снег — это не дождь, — утешала себя Тамара. — У меня и дубленка приличная. Никто же не будет в вечерних туалетах по такому морозу расхаживать. А там, в зале, все разденутся». К полудню снег прекратился, и Андрей предложил Тамаре пойти погулять по городу. Тамара посмотрела на него как на идиота.
— Ты, Андрюша, думаешь, когда говоришь? Вечером награждение, а я буду по городу расхаживать.
— Прости, милая. Иногда ляпну не подумав. Ну а я пойду погуляю.
Несмотря на недавно выпавший снег, тротуары и мостовые уже были полностью от него очищены. Андрей недоумевал, а куда же подевались сугробы? На улицах, несмотря на погоду, было достаточно много народа. Андрей, разглядывая прохожих, обратил внимание, что немцы разительно отличаются от русских. И дело было не в национальных различиях лиц и даже не в их одежде, хотя русские по-прежнему предпочитали тусклые тона. Лица российских прохожих отличались бессменной озабоченностью, которая, словно печать, не покидала их. Здесь же лица прохожих были спокойны и невозмутимы. То же самое было и в их манере держаться. И даже деловые люди, в костюмах, с галстуками и с портфелями в руках, выглядели скорее сосредоточенными, нежели озабоченными. Все это говорило о благополучной жизни немцев. Несколько раз Андрей, используя свой очень плохой английский, обращался к прохожим с вопросами, как пройти или к Бранденбургским воротам, или к зданию Рейхстага. Ему всегда терпеливо, добродушно и очень обстоятельно объясняли дорогу. Пару раз его спросили, откуда он сам, и когда слышали в ответ «из России», отношение к нему становилось еще более дружелюбным. Выйдя к большой арке с колесницей на верхней части, Андрей понял, что это знаменитые Бранденбургские ворота.
Почувствовав голод, он зашел в первую попавшуюся забегаловку. Забегаловка оказалась маленьким уютным ресторанчиком, сверкающим чистотой. Андрей съел пару прямо тающих во рту сосисок с тушеной капустой, запивая ледяным пивом из большой кружки. Зная, что Тамара никуда уже до отъезда на открытие фестиваля не пойдет, он прихватил с собой огромный бутерброд с ветчиной и сыром.
Вернувшись в номер, он застал Тамару перед зеркалом, тщательно накладывающую макияж. На столике около дивана стояли опустошенные тарелки.
— Ты что, заказывала еду? — спросил Андрей.
— Да. А что? Твой Август не обеднеет, — не отрываясь от зеркала, ответила Тамара.
— А я тебе бутерброд принес.
— Вот и ешь.
Андрей посмотрел на бутерброд, обреченно вздохнул: «Не пропадать же добру» — и принялся есть.