Ошибка каскадера

Андрей встал, достал сигарету и подошел к открытому окну. Тамара продолжала сидеть, глядя прямо перед собой, туда, где раньше сидел Андрей. «Я знала, что это должно будет случиться, — думала она. — Рано или поздно. И вот это случилось. И довольно поздно, столько лет. Ему сейчас очень больно. Я вижу это. Потому что он все равно меня любит. И пройдет какое-то время, и он простит. Обязательно простит. А Авика нет. Никогда. Ну и пусть. Плевать. Мне надо будет порвать с Авиком и ждать Андрея. Он обязательно вернется». Тамара повернула голову к курившему около открытого окна Андрею. Потом встала и пошла собирать Андрею чемодан. Проходя мимо ванной, она посмотрела на Авика, смывающего со своего лица кровь. Не сказав ему ни слова, она прошла в спальню и стала собирать вещи Андрея.

Андрею нужно было решать, где он будет жить, пока не снимет себе комнату. Собственно, и решать тут было нечего — Фима был единственным человеком, кто мог ему с этим помочь. Его жена с детьми жили на даче, и вся его огромная квартира в шикарном доме на набережной Невы была пуста. Фима даже будет рад ему. Но Андрею придется рассказать Фиме о том, что произошло. Сделать это Андрею будет нелегко — он за всю свою жизнь никогда никому не рассказывал о своих семейных делах, но, с другой стороны, он чувствовал необходимость с кем-то поделиться, а близких друзей, кроме Фимы и, конечно же, Авика, у него не было. Андрей даже чуть не расхохотался, когда подумал об Авике как о близком друге.

Фима сразу же предложил встретиться в «Палкине», но Андрею претила сама идея говорить о произошедшем в помпезной обстановке «Палкина», и он договорился с Фимой встретиться в кафе «Экспресс», где он напился вчера ночью. Когда он пришел, Фима уже сидел за столиком, на котором стояла знакомая Андрею бутылка виски.

— Привет, Фима, — сказал Андрей, усаживаясь за столик.

— Привет. Ты представляешь, я сказал, что встречаюсь здесь с другом, и назвал тебя — ну ты же у нас знаменитость, и мне бармен сразу принес бутылку двенадцатилетнего «Макаллана». Такого виски даже в гребаном «Палки-не» нет.

— Они оба очень приятные — и бармен, и его жена Лю-баша. Я потом расскажу тебе их историю — прямо готовый сюжет для фильма. Но сейчас речь о другом. Сейчас я тебя ошарашу.

И Андрей рассказал Фиме о том, что произошло за эти два дня. По мере рассказа Андрея лицо у Фимы мрачнело, наливалось краской, пухлые губы сжались, и казалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не перебить Андрея.

— Я в своей жизни ни разу не дал в морду еврею, какой бы сволочью он ни был. Но морду этого подонка я бы сейчас превратил в кровавое месиво, — высказался он наконец, когда Андрей закончил.

— Это ни к чему — ему хватило и одного удара. Я вот о чем все время думаю, и, как мужик, ты должен меня понять. Простить измену жены тяжело, но можно. Время все лечит. Но простить измену лучшего друга… Для меня это невозможно. Никогда.

— Согласен. Давай выпьем за дружбу. Настоящую мужскую дружбу.

Фима разлил виски, и они выпили.

— Послушай, Андрюша. Мои сейчас на даче, так что живи у меня сколько хочешь. Мне только в радость.

— А я как раз и собирался тебя об этом попросить. Пока не сниму квартиру.

— А вашу делить не будешь?

— Нет. Эта ее квартира. Я заберу только машину.

Они еще немного посидели, и каждый на своей машине поехал на набережную Невы, где у Фимы была квартира.

На следующий день Андрей продолжил съемки «Желтой прессы».

* * *

Андрей начал съемки со сцены, в которой Ира Малышева в постели успокаивает своего мужа, после того как забрала его из милиции. То есть Андрей, игравший Малышева, должен был лечь в одном нижнем белье с Аленой, игравшей его жену. Происходи это с любой другой актрисой, Андрей даже бы не задумывался, но с Аленой это было совсем другое, и он слегка нервничал. Довольно давно, когда Алена еще училась в театральном, он почувствовал, что нравится ей. Тогда это его нисколько не удивляло — он знал, что молоденькие девчонки часто на него западают, но на их восторги он никогда не обращал внимания, в том числе и на Алену. Когда же они вместе работали в театре над спектаклем «Мириам», у него уже не было никаких сомнений, что Алена в него влюблена. Но у него никогда даже мысли не мелькнуло о каких-либо отношениях с ней, кроме рабочих и дружеских. Скорее, его отношение к ней напоминало если не отца к дочери, то старшего брата к своей взрослой сестренке.

Беспокоясь за Алену, на репетиции он сделал так, что на площадке осталось как можно меньше народу — только необходимые. Его самого пригласили на площадку, когда Алена в одном нижнем белье уже лежала под одеялом. Какие бы чувства к нему Алена ни испытывала, сцену в постели она провела высокопрофессионально, и сняли сцену одним дублем. Андрею не хотелось уходить с площадки, и он предложил прорепетировать еще одну сцену. Когда репетиция закончилась и все собрались расходиться, к нему подошла Алена.

— Андрей Николаевич, почему вы сегодня такой грустный?

— Да нет, нормальный.

— Неправда, вы сегодня сам не свой.

— Ну, наверное, это из-за съемок.