Ошибка разбойника (СИ)

— Значит, Ла Кава — всего-навсего жертва? А её предложение королю стать судьёй состязания в изяществе женских ног — не кокетство?

Сеньорита не отвела взгляда, но смотреть стала не на дона Стефано, а сквозь него:

— Свою жизнь она погубила, теперь уже всё равно — неосторожностью или кокетством.

Кабальеро почувствовал досаду — девица его чарам не поддавалась, но он только начал интригу. Следующий шаг не позволил сделать идальго, шутливым тоном промолвивший:

— Мне, видимо, нужно сказать за графа Хулиана, — пожилой дворянин посерьёзнел. — Предатель он предатель и есть, из мести или по другой причине — неважно. Дочь не спас, страну, сына и жену погубил. Вы, может, читали, хотя этого нет в балладе — его семью мовры сбросили со стены крепости.

— Вы считаете, граф должен был стерпеть позор? — не удержался от каверзного вопроса кабальеро, хотя тут же пожалел о своих словах — задевать сеньора Рамиреса он не хотел.

Однако идальго ответил без колебаний:

— Граф должен был собрать грандов и добиваться от короля отречения.

Потеряв дар речи, кабальеро отвернулся от девушки и широко открытыми глазами посмотрел на её отца.

— Это же… бунт!

— Нет, право вассалов потребовать ответа от нарушившего обязательства сюзерена.

Разговор зашёл в дебри, из которых дон Стефано предпочёл поскорее убраться. Он только пробормотал, скорее предостерегая, чем споря:

— Подданные должны подчиняться Его величеству даже в мыслях.

— Конечно! — кивнул отставной лейтенант. — Нынешний наш дон Луис — превосходный король, кому-кому, а мне грех жаловаться, как вы знаете.

— Но, — тоскливо протянул кабальеро, — король в любых обстоятельствах остаётся неприкосновенной персоной, обсуждать его смещение крайне… — дон Стефано запнулся, к тому же подумал: ещё немного, и он будет выглядеть жалко.

— Если не обсуждать грехи, то как похвалить? — заплясали весёлые бесенята в глазах отставного лейтенанта. — А если не позволяются нелестные слова даже об умерших сотни лет назад венценосных особах, искренняя похвала окажется обесцененной.

Гость почувствовал, что ему душно, хотя тень под навесом и лёгкий ветерок создавали приятную для беседы прохладу. Сумев взять себя в руки и растянуть губы в улыбке, дон Стефано успел заметить, как тепло, с лёгкой грустью и без удивления не принявший в беседе участия дон Бернардо посмотрел на своего друга и покачал головой.

Идальго, впрочем, предпочёл свернуть опасную тему, тем более что его гость чувствовал себя неуютно.

— Вчера на ярмарке вы могли заметить, что в наших краях есть чем заинтересоваться и кроме мифического тагонского льна.

— Лошади дона Фадрике Морено прекрасны, как и ваше вино! — с воодушевлением подхватил кабальеро, подумав про себя: «Не говоря уж о вашей дочери, сеньор вольнодумец!»

— У капитана и псарня отличная. Моего Бандито подарил мне щенком — во всей округе не сыщешь второго такого сторожа.

Дон Стефано, обрадовавшись безопасности нового разговора, заговорил о собаках, потом о лошадях, был готов болтать хоть о попугайчиках, только не о королях и балладах. Разбойник — даром что грабил, обманывал, порой убивал подданных короля — считал себя человеком благонамеренным, решаясь на лёгкое недовольство лишь в случаях, когда милость короны к простолюдинам простиралась чересчур далеко.

Напоследок идальго, не пытаясь изображать доброе отношение к соседу, бесстрастно спросил гостя о здоровье дона Хосе. Дону Стефано пришлось подбирать слова, но пожилой дворянин перебил:

— Он был пьян?

— Да, — на этом разговор о чудище был закончен.

Сгустились сумерки. Дон Бернардо остался на ночь у друга, а сеньор дель Соль отправился в таверну. Спешить было некуда, спать не хотелось, и дон Стефано остановился в тени огромной старой оливы, размышляя о минувшем дне и строя планы на будущее. Неожиданно открылась калитка ворот дома Рамиресов. На улицу вышла Инес, сделала несколько шагов и певучим голосом позвала:

— Хумесильо! Где ты, серый негодник?

«Что ещё за Дымок?» — подумал кабальеро и огляделся.

Рядом с ним степенно прошагал серый кот — не живая игрушка скучающих дам, а настоящий маленький тигр, поджарый и мускулистый. Инес улыбнулась и подняла зверя на руки, а кабальеро не упустил случая поговорить с девушкой с глазу на глаз. Быстро, бесшумно, как тень, дон Стефано подошёл к дочери идальго вплотную и мягко, как кошачьи лапки со втянутыми когтями, произнёс:

— Ваш любимец столь же очарователен, как вы, сеньорита!

Вздрогнув от неожиданности, Инес не утратила обычной учтивости:

— Хумесильо — сущий разбойник, пусть вас, кабальеро, не обманывает его благородный вид.

Жёлтые кошачьи глаза обратились на дона Стефано, в их взгляде читалось такое же презрение, с каким сеньор дель Соль смотрел на простолюдинов. Мужчина, глянув на животное мельком, продолжил:

— Уверен, у этого охотника за мышами чудесная шёрстка, — кабальеро протянул руку и погладил кота, заодно коснувшись пальчиков Инес, быстро отпрянувшей.

— Не знаю, сеньор, насколько в Сегилье допустимы подобные вольности, но если бы сеньорита Альмейда жила в Хетафе, ваша дерзость повредила бы вашему ухаживанию за ней. Доброй ночи!