— Он омманывает тебя, дочка, он хотит, чтоб ты легла с им в постель, а потом с позором выкинет тебя, и муж об этом узнает, беды не обберешься. Будь очень осторожна. А как, почему ты у него деньги берешь, расплачиваться надо…
— Я и буду расплачиваться… тем, что мы все прячем от мужчин и тайно мечтаем, чтоб они проявили настойчивость, пробрались туда до самого донышка.
— Какой срам, дочка, о чем ты говоришь? Мы с отцом совсем не так сходились.
— Знаю, знаю. Вы встретились, он был в красной фуражке с пятиконечной звездой, ты в сарафане до пят, вы оба состояли в комсомоле и сразу же сыграли комсомольскую свадьбу, на которой были только свидетели. В ЗАГСе вам пожелали успехов в коммунистическом строительстве. Хорошо, что вы мне не дали имя Сталина или Лениниана. А то бы я маялась всю жизнь.
— Не серчай, дочка, мать только добра тебе желает.
— Я знаю, мама, и потому не сержусь на вас. Мне бы надо тебе задать один вопрос…
— Задавай, дочка, с радостью тебе отвечу.
— Как ты думаешь, можно ли полюбить мужчину, которого ты в данную минуту совсем не любишь и даже с трудом выносишь его присутствие?
— Если он предан своей родине, не пьет, не курит, на хороший службе состоит, отчего же нельзя?
— И если он знает устав КПСС.
— Будет тебе шутить, дочка. Ты при отце ничего такого не говори, он волнительный, нервный, переживает за все. А, вот он шаркает, дверь открывает.
52
Ася никому из своих друзей не звонила, рано легла в этот вечер, а утром, после десяти, позавтракав, оделась потеплее, да поскромнее, чтобы не привлекать внимание, отправилась в Битцевский лесопарк на прогулку по знакомым и как ей все еще казалось, любимым местам. Лес сбросил свой золотой убор, тропинки в лесу были влажные, истоптанные и пахли сыростью. Что-то родное, зовущее было в них.
Она шла ускоренным шагом, пока не согрелась, а потом, когда солнышко выглянуло, пригрело, как мачеха лаской, Ася пошла бродить по Лысой горке, а вернее, на просторной поляне, окруженной лесом, и погрузилась в размышления о прошлом.
Именно этот, последний кусочек из ее жизни, волновал ее больше всего, поскольку он явился поворотным пунктом в ее судьбе.
Лет восемь тому назад, после распада Союза, когда все еще мало верили в то, что произошло, она поехала по туристической путевке Москва — Киев — Канев на байдарках по Днепру. В Киеве их группа несколько дней жила на островке в кубриках, давно списанных речных пароходов. Вечером можно было выйти в город на прогулку, посетить ресторан, или молодежную дискотеку. Для этого достаточно было подойти к лодочной станции: гребцы тут же вас сажали в лодку, и вы отплывали к противоположному берегу. Группа москвичей в составе восемнадцати человек, где было двенадцать парней и шесть девушек, весь день собирались «брать штурмом вечерний Киев» и присоединять его к Москве. Ася в матросской тельняшке почти весь день играла в настольный теннис. Она не только играла лучше всех, но и была самой красивой в группе. Никому из парней она не отдавала предпочтения, никого не выделяла, поэтому все двенадцать мужчин ухаживали за ней одновременно. Обыграв всех до одного, она вернулась в свой кубрик, и обнаружила, что на туфле на правую ногу каблучок приказал долго жить.
— Мне придется остаться сегодня одной, — сказала она девушкам, соседкам по кубрику. — Скажите ребятам, что участвовать в штурме Киева я не смогу. Не пойду же я в кедах.
Мужики заволновались. Все разглядывали каверзный каблучок, который подвел хозяйку так не вовремя, но никто не знал, что с ним делать. Это были в основном мамкины сыночки, ни к чему не приучены, у которых руки умели держать перо, а больше ничего в обыденной жизни. Они, очевидно, не знали, какая разница между молотком и лопатой.
— Ладно, идите и штурмуйте без меня. Только не влюбитесь, в какую-нибудь пышногрудую хохлушечку и не растворитесь в ее прелестях, а то я поставлю вопрос об исключении кое — кого из состава нашей боевой группы.
Все чистились, намывались, гладили брюки и юбки, а Ася взяла ракетки, и пошла к теннисному столику. Тут бродил какой-то незнакомый парень с густой черной шевелюрой, очевидно из другой группы.
— Эй, парень, давай сыграем на мороженное. Идет?
— Я — с вами? Я плохо играю, — сказал парень, краснея, как в четырнадцать лет.
— Ну, иди, не бойся.
Первую партию Ася поддавалась и проиграла, а все последующие выигрывала с первых же заходов. Напарник так старался, что вспотел.
— Жарко, правда? — спросила она, показывая свои белые зубы.
— Это от вас идет жар, — сказал напарник. — Если можно, скажите, как вас зовут.
— Ты хотел бы со мной познакомиться?
— Да, очень. Вы так красивы, мне просто дурно, когда я на вас смотрю.
— Разве? А я думала, что внушаю нечто возвышенное. Жаль…
— Я не так сказал, простите меня. Я хотел сказать…
— Ты влюбился с первого взгляда?
— Да. Похоже, что так.
— И я очень красива?
— Самая красивая на Украине.
— Но я москвичка…
— Я в Москву ездил в прошлом году, почему я вас не видел?
— В Москве много таких, как я.
— Это неправда. Таких во всей Москве нет.