Осиное гнездо

— А я не могу долго с одним, он меня не устраивает. Я пришла к выводу, что все мужики жлобы, яйца выеденного не стоят. И еще импотенты, а если нет, то слабаки. Разок там, кое-как, а мне нужно всю ночь. И чтоб… глаза на лоб…

— Вам нужен мужчина — гигант.

— Конечно.

— А, может, попробуем?

— Оставьте мне свой телефон, я позвоню вам. Но сначала я должна побывать у гинеколога. У меня недавно была гонорея, наградил меня один жлоб, надо провериться, а вдруг последствия остались. А может и… что-то более серьезное. А вы — гигант? А почему такой прыщавый? Сколько сантиметров?

— Сантиметров — чего? — удивился водитель.

— Ну, я имела в виду твое мужское достоинство… длина, толщина… когда ты на бабу взбираешься.

— Не измерял, не знаю, — засмущался водитель и прекратил всякие расспросы.

Она вышла у метро «Чертановская», отдав водителю триста рублей, не пожелав взять сдачи, и направилась в один из больших домов в микрорайоне «Северное Чертаново». «Экая я молодчина, сразу отбила охоту» подумала она и направилась к дому.

Дом стоял полу развернутой книгой на юг, было в нем двадцать этажей со стеклянными входными дверями, за которыми раньше торчал дежурный: этот дом, как и другие, в Северном Чертанове, строили по особому проекту и он считался домом коммунистического будущего. Таких домов было больше пяти. Об этом микрорайоне много и долго писали во всех центральных газетах, показывали по телевидению, но пальму первенства держала газета «Московская правда».

Сейчас дежурных вахтеров сняли, либо они сами ушли, как только перестали им платить деньги, но, по всей видимости, уборщица осталась. Это было видно по чистоте вестибюля. Не без волнения Ася нажимала на кнопку вызова лифта, а потом на пятнадцатый этаж. Так все знакомо: тот же скрип лифта, те же надписи на стенках кабины «Ваня плюс Маня равно любовь», тот же грохот, другого спускающегося лифта во время остановки на этажах. Наконец, пятнадцатый этаж, квартира 568. Перед дверью, оббитой все тем же черным дерматином, все тот же рыжий, истертый коврик из химического волокна. На этаже тихо, аж страшно. Ася робко нажала на кнопку звонка. С той стороны послышались шаркающие шаги, и потемнел дверной глазок. Дверь тут же распахнулась, и она увидела седого отца, бывшего партийного работника, а теперь уже никому не нужного пенсионера.

— Папа! ты жив? как я рада. Слава Богу, что я увидела тебя.

— Доченька! — воскликнула мать, пробираясь вперед отца и бросилась на шею дочери. — Ты одна? А где твой разлюбезный муженек? Ты не поссорилась с ним? Ежели чего оставайся у нас, мы будем рады.

— Все хорошо, мамочка, как твое здоровье?

— Так потихоньку, да помаленьку. Пенсия у нас нищенская, спасибо ты нас поддерживаешь, а то было бы совсем худо. Отец никому не нужен: времена другие, власть другая, бывшие партийные работники не в почете, а идти работать дворником никто из нас не решается.

— Я еще в партии состою, мы там боремся с нарождающейся буржуазией, у нас есть небольшие успехи. Думаю так: пока Ленин там лежит на парчовых подушках у Музолее, наше дело не может погибнуть. Мы поддерживаем связи друг с другом, и мне все время обещают, какую-то должность, — патетически говорил отец.

— Обещанного три года ждут, — сказала мать. — Сходи-кось лучше картошечки купи в овочном магазине. Дорого все так. Чаще на одной картошке и сидим. А ты, небось, проголодалась, моя касатка?

В ответ Ася вынула две сто долларовые бумажки, и сказал отцу:

— Сходи, папа, в обменный пункт, разменяй и на все двести долларов накупи самых дорогих продуктов. Дешевое ничего не бери. Мы устроим пир по случаю моего приезда.

— Это за много, дочка, одной десятки хватило бы нам, троим сытно поужинать.

— Папа, твоя дочь обуржуазилась и страшно избаловалась. Если ты наберешь ерунды, я все это выброшу в мусоропровод, и сама вынуждена буду бегать по магазинам.

Мать бросилась намывать ванную, доставать чистое белье, убирать постель в Асиной комнате, которая всегда ее ждала.

Ася, после душа, в халатике еще со студенческих времен, уселась напротив матери и долго смотрела ей в лицо.

— Ты сдала, мама. Твоя дочь разбогатела и теперь может оставить вам с отцом много денег, так чтоб вы ни в чем, решительно ни в чем, не нуждались. Ты мне пообещай, что не будешь складывать эти деньги в кубышку, а начнете жить на них с отцом, как белые люди.

— Как тогда, когда отец был секретарем райкома.

— Еще лучше, мама, гораздо лучше, — сказала Ася. — Тогда вы жили больше идеей светлого будущего, да меня пилили за мои прогрессивные взгляды. У дочери голова оказалась не такая, как у родителей.

— Твой муж стал бизнесменом?

— Нет, мама, он как был, так и остался замом. Он оказался довольно серой личностью. У меня любовник очень богатый.

— Любовник? да что ты говоришь, дочка?…Отец не должен знать об этом, слышишь?

— Он еще не любовник, я с ним не спала, но этого не избежать, мама. Он просто обожает меня, он женится на мне, и тогда я стану обладательницей миллионов.