Осиное гнездо

Работники Осиного гнезда, кто сейчас сидел в кабинете Мавзолея, с восторгом смотрели на своего начальника. Многие из них даже пытались законспектировать его четкую звонкую речь. «Вот это да!» — произнес кто-то шепотом, но Мавзолей услышал и гордо задрал голову.

— С ними только так и надо, — сказал он. — Подобно тому как жуки сверлят сухое дерево в стене дома до полного его разрушения, точно так же и они подтачивают основы рыночной экономики. Я буду давить этих жуков безжалостно и беспощадно. Наша администрация во главе с господином Дискалюком не пожалеет сил и времени, чтобы искоренить этих жуков.

— Долой всяких жуков! — воскликнула Дурнишак.

— Долой Шушняка! — поддержали другие члены международных переговоров.

Здесь переводчик шведа снова зашипел, а господин Йоргансон, который проявил такой интерес к беседе, что стал конспектировать ее, спросил:

— Что значит «долой», это значит — чик — чик на Колыма?

— Приблизительно, — ответил Мавзолей.

— О, это есть мраксизм — ленинизм, а ваш страна желает на Европейский союз, — сказал Йоргансон. — Без демократия туда вас никто не пустит. За что судить человек?

— Не совсем так. Раньше судили за идею, а теперь мы должны наказывать за отсутствие идей. А это, сами понимает, разные вещи. Но это уже вопросы политики, а мы люди деловые, мы вне политики. Я предлагаю дружно всем встать, спуститься вниз и взять курс на ресторан «Говерла», где нас уже ждут.

Действительно в ресторане «Говерла» все даже скамейки и столы пришли в движение. Официанты вытирали пыль со столиков рукавами своих белых, еще в прошлом году стираных халатов, повара разжигали плиту, чтобы разогреть блюда, приготовленные вчера и позавчера. Уборщица вылила два ведра воды на деревянный пол и шваброй стала растирать грязь. Директор ресторана Шнурок в галстуке, съехавшем к правому плечу, бегал туда — сюда, хватаясь за голову в поисках заграничной колбасы «солями», но в кладовой обнаружил только обертку от нее в виде шелухи.

— Ну, теперь нам всем конец, — говорил он вслух. — Где эта Швеция, будь она неладна, в Азии или в Америке? Черт его принес этого шведа, не мог дома сидеть жену ублажать, что ему делать в этом забытым Богом Рахове?

— Чего вы переживаете? — выручил шеф — повар по фамилии Мокренко. — У нас есть борщ украинский, всего лишь два дня, как приготовленный. Это на первое блюдо, а на второе — говядина по-охотничьи с тушеным картофелем; ее можно подать в холодном виде.

— Когда эта говядина готовилась? — спросил Шнурок.

— Три дня тому назад.

— А мы их не отравим?

— Наших-то нет. А иностранца, …а черт его знает. Надо спиртного побольше, да еще перца не жалеть — все внутри выжжет. А в самом крайнем случае этому шведу можно приготовить отдельное блюдо, например, вареники с вишнями, оно готовится быстро, а получается сытно и вкусно.

— Ну, дорогой, спасибо тебе. И что бы я без тебя делал? Если пройдет все успешно — я тебе дам три дня отгула.

— Мне лучше баранью ножку, но так чтоб официально, в качестве премии, а то повара на меня косятся уже. Всякий раз, когда я ухожу домой, они подозрительно на мою сумку поглядывают, хотя сами понимаете, в сумке у меня только книги по кулинарии.

— Хорошо, я издам приказ. Мы тебе выдадим из запасника на случай войны.

70

Между тем новенький джип «Паджеро», в котором, кроме шведа сидели Мавзолей, Дурнишак, и примазавшийся к ним Борисов, занимавший теперь должность начальника Раховской таможни, а также председатель районного совета Буркела, остановился у входа в ресторан «Говерла» и сделал несколько коротких сигналов. Директор ресторана Шнурок выбежал на ступеньки с поднятыми кверху руками.

— Добро пожаловать, господа, — сказал он, не опуская рук. — Работники нашего ресторана досрочно выполнили свои обязательства и готовы с честью встретить высоких гостей. У нас, правда, только один небольшой зал, но как говорится: в тесноте, да не в обиде, так что заходите, господа и госпожи тоже. Сколько вас, пять человек? Ну, мы сдвинем два стола и все будет хорошо.

— Опусти руки, — сказал Мавзолей, — а то гостя испугаешь. Нас не пять, а двадцать пять. Двадцать человек плетутся сзади пешком, они вот-вот подойдут.

— Вы разорите этот ресторан, о Боже мой, что ж мне делать? — воскликнул Шнурок, снова поднимая руки кверху.

— Потом, все потом, — бросил Мавзолей на ходу, видя что без него никто не решается войти в зал. В зале еще не закончили громыхать железными стульями; все еще сдвигали столы на металлических ножках, покрытые новинкой цивилизации — светлым пластиком. Мавзолей грохнулся первым. Стул зашатался, издал дикий звук, но не развалился. Сели и остальные. Только швед медлил. Он схватился пальчиками за влажную спинку стула, выдвинул его и посмотрел на то место, куда предстояло сесть, извлек розовую салфетку, развернул ее, как простынь в гостинице и закрыл сиденье стула.

— Правильно, правильно, так мягче, — заметила госпожа Дурнишак.

— О, ес.

— Он уже просит кушать, — сказал Борисов, доставая блокнот.