Осиновая корона

Драконы атаковали рынки с их уязвимыми деревянными прилавками. А заодно — площади при них, где, по традиции, находились важные для города здания: храмы четвёрки ти'аргских богов, Аргье, местного бога торговли, и божеств Альсунга, королевские суды, казначейства, казармы стражи, крупные лавки богатейших купцов… Аристократы, жившие в городе, тоже нередко выбирали дома поближе к рынкам. Лорд Альен ударил в больное место.

Андаивиль, не снижаясь, полетела к центру города — легко предположить, куда. Ратуша. Резиденция власти — место, где заседает городской совет во главе с градоправителем, представляющим наместника и короля. Само здание ратуши, конечно, из камня, но прилегающие постройки вполне могут быть деревянными. Да и вообще — стоит пламени попасть в окна, стоит лорду Альену направить его заклятием… Хотя кентавры с Двуликими и воины лорда Иггита ещё не добрались до центра, главный оплот города будет повержен без них.

Уна вдруг поняла, что улыбается. Лорд Ривэн и тётя Алисия не преувеличивали. Никто не преувеличивал. Альен Тоури гениален.

Огонь вновь жидким золотом пролился на город — и трубы загудели иначе, низко и скорбно. Ещё быстрее, чем она ожидала.

Это сигнал сдачи.

Победа. Хаэдран взят.

Бой у стены замер; десятники и сотники спешно командовали отступление, и те из ти'аргцев, кто ещё мог двигаться и держать оружие, пропускали захватчиков в город — то ли с отчаянием, то ли с облегчением. Двуликие — даже раненые — хлынули в ворота, воинственно крича и воя; кентавры вошли в город с гордой степенностью. Русалки возбуждённо сновали вдоль облитого кровью берега, будто стремясь заглянуть в измученные лица людей. Кое-кто с испугом тыкал в них пальцами. Вороны с победоносным граем покинули сторожевые башни и устремились за стену. От белого корабля слева отплыли две лодки с боуги; вёсла, конечно, гребли сами собой.

Уна всё ещё не отнимала ладоней от символов пентаграммы, но — скорее потому, что не было сил пошевелиться, чем из чувства долга. Её колотила дрожь, обливал пот — под морским ветром это чувствовалось так, словно её окатили ледяной водой, — однако с лица почему-то не сходила глупая улыбка. Она не могла перестать улыбаться — как если бы щёки свело спазмом. Точно дурацкая размалёванная маска или кукла из кезоррианских уличных представлений, о которых однажды рассказывал Шун-Ди.

Но как не улыбаться, если они победили?

Все вместе — и отец. Отец — и она.

ГОРОД НАШ! — звонкий рёв Инея весенней грозой ворвался в её мысли. — ТВОЙ ОТЕЦ ВЕЛЕЛ ОШПАРИТЬ САМЫЕ БОЛЬШИЕ РЫНКИ И ДЫШАТЬ НА ЛЮДЕЙ В БОГАТЫХ ОДЕЖДАХ, А ГЛАВНЫЕ ВОРОТА ЗАХВАТИЛ ТОТ НИЗКОРОСЛЫЙ ЛОРД С БОРОДОЙ, А ПОТОМ НА ВСЕХ ПЛОЩАДЯХ СОБРАЛИСЬ МИРНЫЕ ГОРОЖАНЕ И ТРЕБОВАЛИ ПРЕКРАТИТЬ БИТВУ… ОНИ СДАЛИСЬ СНАЧАЛА КОРОТЫШКЕ, А ПОСЛЕ И НАМ. БОЛЬШИНСТВО НЕ ХОЧЕТ ЖИТЬ ПОД ВЛАСТЬЮ АЛЬСУНГА, ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ?!

«Да, — ногу прошила внезапная судорога, и Уна поморщилась от боли. Искры перед глазами стали больше и превратились в пятна; было всё сложнее дышать. — Представляю. Хотя твой рассказ весьма сумбурен».

ТЫ УСТАЛА? — она ощутила, как радость Инея сменилась сочувствием и тревогой. — СЕЙЧАС МАТУШКА ПРИЛЕТИТ ЗАБРАТЬ ТЕБЯ.

«Да, пожалуйста. Я вряд ли выберусь отсюда сама. Отнесите меня к отцу».

Тучи окончательно расступились, и солнце озарило Хаэдран венцом лучей. Сквозь плеск моря, трубы и победные крики на берегу до Уны дотянулся знакомый разум — тёмный и странный, пахнущий жасмином и горечью.

Замечательная работа, дочь моя. Ты молодец.

И она снова улыбнулась, глотая жгучую соль.

ГЛАВА LIII

Ти'арг, Хаэдран

Коридор был плотно забит людьми, поэтому Шун-Ди чувствовал себя неуютно. Ему казалось, что за время похода он уже привык находиться среди людей — и не-людей — постоянно, но изжить потребность в уединении было не так-то просто.

Он смертельно устал и ещё не успел осознать, что битва за Хаэдран прошла так легко и быстро — не закончившись, а словно оборвавшись победой. Несколько дней после неё пролетели в беготне и хлопотах — как, собственно, и весь поход сюда, и сама битва (для него). Шун-Ди помогал лорду Альену и Уне, чувствуя себя одним из тех мальчишек-рабов — ныне слуг, разумеется, — кого в Минши используют для самых разных нужд: от передачи посланий до прислуживания за трапезой, от простой кухонной работы (вроде нарезки фруктов и варки риса) до подстрижки деревьев и кустов в саду и, наконец, вечного «подай — принеси». Переводил, помогал распределять запасы еды, следил за порядком на кораблях и пытался (обычно тщетно) примирять разногласия между вспыльчивыми Двуликими; точил ножи, подавал стрелы, объяснял Двуликим и кентаврам, не знакомым с мореходством, как обращаться с парусами и якорем; и снова — переводил, переводил, переводил. В самом бою он, конечно, не участвовал — только стал бы обузой, — но пригодился женщинам-кентаврам, которые оказывали помощь раненым на берегу. Баночки с мазями, пузырьки с укрепляющими и обезболивающими снадобьями из его походной сумки почти полностью опустели.